Когда 7 августа все-таки разразился советско-турецкий кризис по поводу проливов, он стал своеобразной разрядкой. В тот день СССР отправил в Анкару дипломатическую ноту о пересмотре конвенции Монтрё. Документ критиковал действия Турции и режим на проливах во время войны, а затем предлагал, чтобы проливы были всегда открыты для торговых судов, для военных кораблей черноморских держав, закрыты для военных кораблей нечерноморских государств, за исключением особых обстоятельств, находились под контролем Турции и других черноморских держав и были охраняемы совместными усилиями Турции и СССР59. 19 августа 1946 г. США заметили по поводу заявления Москвы, что режим на проливах касается исключительно черноморских держав, и предложили собрать многостороннюю конференцию, чтобы пересмотреть конвенцию Монтрё. Через два дня аналогичное мнение высказали англичане. 22 августа Турция дала ответ, перекликающийся с американским и английским утверждениями. И добавила, что советское предложение о совместной обороне проливов несовместимо с поддержанием турецких суверенитета и безопасности60. 24 сентября М. выпустила меморандум, где повторяла просьбу об особых правах для черноморских государств в отношении проливов и опровергала опасения Турции, что советский проект как-то угрожает ее суверенитету и безопасности61. 9 октября англичане и американцы повторно озвучили свою позицию, а 18 октября турки вновь заявили о своем мнении. СССР так и не ответил на турецкую ноту от 18 октября, и «кризис» по поводу проливов быстро затух, несмотря на предположения советских дипломатов в Анкаре о том, что М. затеяла «психологическую войну» с Турцией62.
По одной из западных легенд времен «холодной войны», Сталин не стал нападать на Турцию, потому что ее активно поддержали американцы и англичане. Да, без них Сталин вполне мог бы настаивать и дальше. Но испугался он не мощи Запада, а более широких негативных последствий, что возникли бы, если бы кризис затянулся или усугубился. Летом 1946 г. Советы так и не довели до логического конца переговоры с западными странами о мирных договорах для Болгарии, Финляндии, Италии и Румынии – а эти соглашения были очень важны для Москвы, чтобы консолидировать советские и коммунистические позиции в Восточной Европе. А следующим пунктом на повестке для СМИД – который собирались обсудить на московской встрече в марте–апреле 1947 г. – шли условия мирного договора для Германии. И Сталин, и Молотов панически боялись возрождения немецкой опасности и изо всех сил стремились реализовать вместе с Западом условия Потсдамского соглашения о денацификации, демилитаризации и демократизации Германии.
МОСКОВСКАЯ ВСТРЕЧА СМИД
Совет министров иностранных дел открыл работу в Москве 10 марта. Всего через два дня будущее конференции оказалось под вопросом: Трумэн произнес в конгрессе речь, где призывал оказать финансовую помощь Греции и Турции, а также проводить глобальную политику по защите «свободного мира» от вооруженных меньшинств и внешнего прессинга (т. е. Советского Союза и коммунистов). Советы ответили на речь о Доктрине Трумэна критическими статьями в коммунистической прессе, но эта реакция выглядела совсем слабой, если вспомнить то возмущение, с каким они встретили речь Черчилля о «железном занавесе». Важно отметить, что от Сталина не последовало публичных комментариев. Более того, во время заседаний СМИД в Москве он очень приветливо пообщался с новым госсекретарем Джорджем Маршаллом. Нынешнюю сессию СМИД генсек охарактеризовал при помощи сравнения, которое должно было понравиться Маршаллу, бывшему главе американского генштаба: «Первая битва, разведка боем. Когда партнеры выдохлись, появляются возможности компромисса. Возможно, что на нынешнем заседании мы не достигнем значительных результатов. Но не отчаивайтесь. Результаты появятся на следующем заседании. По всем главным вопросам – демократизации, политической организации, экономическому единству и репарациям – компромисса достичь можно»63.