Вячеслав Пьецух - Пятое доказательство

Вячеслав Пьецух.

Пятое доказательство.

Николай Модников, великовозрастный оболтус, отсидел «на зоне» свой второй срок за кражу (всего-то и украдено было: канистра бензина, дрель с набором победитовых сверел и новый комбинезон), съездил развеяться в Яро­славль, где едва не влип в новую неприятность, подравшись в привокзальном буфете с местными босяками, и вернулся в родимый город — некогда столицу могущественного княжества, а теперь бедный, по преимуществу деревянный, грязный, грустный, вообще какой-то непоправимо опустившийся городок. Чем тут жило-дышало население — непонятно, ибо из признаков культуры только и оставалось, что железнодорожная станция, возле которой по субботам бы­вали танцы, торговые каменные ряды, выстроенные еще во времена государя Александра I Благословенного, церковь при кладбище, жалкая гостиница да облупившийся Дом культуры с коринфскими колоннами по фасаду; все про­чее было — двухэтажные бревенчатые бараки, точно нехотя выстраивающие­ся в улицы, многочисленные пруды, замусоренные металлоломом и сносив­шимися покрышками, в которых резвилась птица, выгоны для мелкого рогатого скота и целые кварталы сараев, частично выполненные из досок, а частично из дерзко нестроительного материала, вроде щитов от тяжелых пу­шек. Впрочем, в городке жили два профессиональных художника, писатель-фантаст, и еще одна дама в преклонных годах сочиняла сказки. Вместе с тем тут по-деревенски все знали друг друга, если не по именам-отчествам, то хотя бы по именам, а если не по именам, то уж в лицо-то точно.

Итак, Николай Модников воротился в родимый город — и заскучал. Заня­тий здесь у него не было никаких, поскольку, во-первых, гроша ломаного не было за душой, во-вторых, ему не хотелось знаться со сверстниками, которые поголовно отсидели свои срока и могли разбудить в нем больные воспомина­ния, а в-третьих, у Николая душа не лежала к производительному труду. С утра до обеда он валялся на роскошной кровати орехового дерева, которую у здеш­него почтмейстера экспроприировал его дед, придумывая, что бы такое ему пропить, потом съедал сковороду пустых макарон, изо дня в день подаваемых матерью на обед, потом шел прогуляться до железнодорожной станции и об­ратно, после снова заваливался на кровать и то таращился в старенький теле­визор, то принимался за какую-нибудь детскую книжку, то начинал размыш­лять о никчемности своей жизни. Так как размышлял он невнятно и забубёнными словами, суть его размышлений в общих чертах нужно свести к тому, что ежели он родился, то должно же из этого следовать что-то более радостное, чем пре­ступления и отсидки; или — отправлялся Модников от обратного — жизнь про­сто-напросто представляет собой тягостную общественную нагрузку, вроде обыкновения ходить по субботам в баню, и ее надо только перетерпеть... Са­мое занятное было то, что размышления Модникова неизменно сводились к такой загадке: как бы потихоньку пропить кровать? Этот эпилог следует на­звать загадочным потому, что, собственно, как это возможно — потихоньку пропить кровать?

В тот самый день, когда Николай Модников решил пропить кровать под предлогом небольшого пожара от самовозгорания телевизора и занял под эту негоцию две тысячи у соседей, когда он уже крепко выпил, проспался, снова выпил в столовой неподалеку и направился в магазин за сравнительно деше­вым немецким спиртом, ему на глаза попалась красочная афиша, уведомляв­шая горожан, что-де сего числа в Доме культуры имеет быть лекция самодея­тельного проповедника Соколова на тему: «Христос с тобой». Будучи трезвым, Модников на эту лекцию не пошел бы ни за какие благополучия, но поскольку его и без того блажная кровь была сильно отравлена алкоголем и в таком со­стоянии он вечно совершал необдуманные поступки, вплоть до фантастиче­ских (однажды Модников на спор съел живьем подраненного мальчишками сизаря), он надумал сходить на лекцию, объявленную в афише, с тем чтобы принципиально разоблачить религиозные предрассудки и таким образом ос­тавить проповедника в дураках. Специально для этой роли он подготовлен не был и понадеялся на кураж.

Народу в Доме культуры собралось так много, что, как говорится, яблоку негде было упасть, поскольку в тот вечер по телевизору показывали бесконеч­ное «Лебединое озеро» и еще потому, что проповедники были внове. Модни­ков занял место поближе к выходу и прямо из горлышка принялся попивать дешевый немецкий спирт (он не то что спирт пил неразбавленным, а как-то раз пролил на полированный стол остатки причудливой дряни, которой пы­тался опохмелиться, и сильно удивился, что полировка немедленно скукожи­лась и сошла). Впрочем, соседи не обращали на Модникова никакого внима­ния, потому что мужики этого городка пили когда угодно и где угодно и в ожидании проповеди говорили о конце света, исходя из таких несомненных признаков, как исчезновение из оборота двухкопеечных монет и небывалое для здешних мест нашествие саранчи.