Вячик Слонимиров и его путешествие в непонятное

Вячик пошел к себе, теперь не задумываясь, где и когда найдет выход. Может, просто шагнув в один из залов, или открывая глаза, либо засыпая, или взяв со стола бокал джин-тоника. Это произойдет, когда он будет готов к исходу, фигурально выражаясь — выбросит в мусоропровод то, что мешает летать. Когда ему окончательно надоест и борьба с Гульнарой, которая все время строила ему куры, и диалоги с Сарафановым, и стремление решать задачки, на которые заведомо нет ответа, и его собственные вечные усмешечки и полудепрессии, сплин, рефлексия, все эти печки-лавочки. Спустить в пропасть чемодан без ручки. Но только тогда, когда путь будет исходить изнутри. И, конечно, не с первого раза, а то неинтересно.

Жизнь продолжалась, если только это можно было назвать жизнью. Сарафанов бесконечно пререкался с Гульнарой, склоняя ее к сожительству, а та то уклонялась под различными предлогами, то соглашалась немедленно вступить в брак, завести детей и совместное хозяйство, то, в зависимости от модуляций, посещала Вячика во Фландоле Гагноле. В эти моменты Сарафанов бесновался на своей половине и стучал им в стену кулаком, пытался инсценировать суицид.

В одну из таких одинаковых сюрреалистических пятниц, после очередного спора с Гулей по какому-то несущественному метафизическому поводу Вячик, не находя более вразумительных аргументов, хлопнул за собой дверью, передав тем окружающему пространству довольно сильное возмущение. Бэмс! Коридор снова, и намертво, перегородил славянский шкаф. «Ну и ладно, без вас проживу!» — сказал себе Вячик. Предварительно замешав себе джина и тоника, он устроился у ТВ-ящика, занесенного в комнату в результате предшествующих модуляций.

Показывали сериал. Эпизод был в самом разгаре. Вячик успокоился, однако, как ни старался, не мог сосредоточиться на сюжете. Что-то мешало. Не отрывая глаз от экрана, он запустил руку под себя и вытащил плоский прибор с надписью «Сони» пульт дистанционного управления. Последнее, что осталось от Мэтью. Вот что, оказывается, мешало ему все это время! Он щелкнул пультом, и на экране переключилась картинка. Еще через секунду Вячик понял, что с позиции постороннего наблюдателя смотрит, как Гуля и Сарафанов проводят первую брачную ночь.

Что за чертовщина? Вячик пригляделся. Техника секса, как сказал бы циничный Арик Пицункер, явно оставляла желать лучшего. Впрочем, молодоженов со всех сторон покрывала простыня. Однако не было никакого сомнения, что перед ним на экране занимаются любовью именно Сарафанов и Гульнара. В своей спальне они, похоже, установили видеокамеру с ретранслятором, чтобы запечатлеть момент для истории, а заодно поделиться радостью с ближним. Сарафанов любит технические трюки именно в этом духе… Вячик, не отрываясь, глядел на экран. Не исключено, что именно Гуля была инициатором этого шоу. На мгновение ему показалось, точнее возникло такое чувство, что в их комнате, хоронясь за портьерой, присутствует некто третий, сжимающий холодное топорище под полой утепленного английского макинтоша. И сейчас этот третий выскочит из засады и…

Откуда ни возьмись на экране возникла, очевидно, рекламная перебивка: удалой цыган наяривал семиструнную. Что все это значит!? Галлюцинации продолжаются. Вот он, долгожданный, сказочный делириум тременс, подкрался незаметно…

— Все-таки поженились? — раздался тут странно родной и знакомый голос откуда-то сзади и сбоку. — Ну, слава тебе, Господи! А то размазывают кашу, сколько можно! Странный, вообще-то, сценарий, — продолжала Коша (родной и знакомый голос принадлежал, разумеется, ей). — Я понимаю, конечно, особое режиссерское видение, но тут совсем уж… Посуди, началось с того, что чудак провалился в ассенизационный люк и сходит с ума, мечется в поисках выхода по системе канализации, а кончилось тем, что какие-то второстепенные персонажи играют свадьбу, а его даже не пригласили. По логике, именно он должен был жениться на Гуленьке, ты так не считаешь? Это, по крайней мере, было бы справедливо.

Голоса Вячик подать не решился. Понял только, что вроде бы соскочил!

Произошло это, кстати, легко и естественно, а бесконечная мыльная опера благополучно продолжалась во времени и пространстве, замыкаясь в кольцевую конструкцию, но уже без его участия. Конечно, в его отсутствие у Гульнары уже не было особенного выбора, вот она и пошла по пути наименьшего сопротивления, охмурила, стало быть, Сарафанова, снова запутала его в ласковые сети. И это к лучшему. Теперь, по крайней мере, она не могла иметь к Вячику никаких претензий. Впрочем, Вячик теперь уже мог смотреть на все это более или менее отстраненно.