Коша внесла в гостиную дымящееся блюдо сладких японских оладушков (в последнее время любимое лакомство Вячика) и кувшинчик подогретого сакэ. Сама того не подозревая, она во все время его отсутствия, пока он где-то там (якобы) путешествовал, верно и неизменно его ждала и любила. Вот и теперь подошла и поцеловала в макушку. Она была такая родная и теплая, завернутая в красное кимоно. Уткнувшись в вышитого у нее на груди золотого дракона, Вячик от полноты внезапно накатившего чувства искренне разрыдался. Коша сначала растерялась, а потом, по-видимому из солидарности, тоже расплакалась вместе с ним. Так и прорыдали, обнявшись, что-то около часа, время от времени прерываясь, чтобы поцеловаться. А потом, уже лежа в постели, ели оладушки и пили сакэ.
— Ты помнишь, мы назавтра приглашены на смотрины к Пицункеру, — сказала Коша через некоторое время. — Так давай оставим машину дома и в кои-то веки поедем в гости на такси.