— Припоминаю, друг Карари. Приносил ты мне дары, просил о защите в трудную минуту. Ужель час этот настал? — величавой мягкостью голос его походил на шоколад, так притягательно льющийся в формочки на конвейере в рекламном ролике.
Я со смесью ужаса и любопытства рассматривал гиганта.
Шаэрг, Великий Рунный Веревочник, босс, 55 уровень, 40 000 ХП.
— Настал, друг Шаэрг! Этот проклятый дроу напал на меня и хочет убить!
У меня от возмущения чуть макушку не снесло. Ещё мгновение и, казалось, кипящий свист раздастся. Да только смысл спорить с тем, кого так или иначе собрался убить.
— Эй, страшный сон пародонта, ничего не потерял? — язвительно окликнул я дерро, прерывая поток жалоб на мою бессердечность.
Карари дёрнулся в мою сторону и в ужасе прижал обе ладони к лицу.
Свечной огарок, подбрасываемый моей рукой, подлетал вверх-вниз, как бейсбольный мяч.
— СИР СВЕЧКИН! НЕТ! НЕМЕДЛЕННО ОТДАЙ ЕГО, МЕРЗАВЕЦ! — визгливый крик гада перешёл на ультразвук.
Щупальца веревочника задвигались быстрее, рассерженно. Видно, и ему по вкусу не пришёлся тот вопль.
— Конечно! Лови! — как заправский питчер, я поднял левую ногу, согнув её в колене, и, сделав шаг вперёд, изо всех сил оттолкнулся ей, швыряя огарок в пасть к Шаэргу. Огромная горизонтальная дыра служила хорошей целью, промахнуться не получилось бы при всём желании.
— НЕЕЕЕЕЕТ! — отчаянно завопил Карари и рыбкой подпрыгнул вверх и назад — в сторону веревочника, пытаясь перехватить снаряд.
Куда там.
Сир Свечкин исчез внутри невероятной утробы, навсегда покинув Виашерон. Сделал это молча и стойко, как настоящий аристократ.
Я отдал последний салют и явил ублюдскому дерро самую мерзкую косую улыбку, которую приберегал только для самых неприятных существ, встреченных в этом мире. Прямо под неё слепил своего персонажа.
Карари начал бесноваться, вырывая и без того не сильно густые волосы и лупя вокруг себя подсвечником почём зря.
— УБЬЮУБЬЮУБЬЮ ТЕБЯ! ВСКРОЮ! ЗАДУШУ! СОЖГУ!
Один из ударов пришёлся на Шаэрга, глухо брякнув о его каменную кожу.
Жизнь гиганта опустилась едва-едва. На 0.01 %. Ему этого хватило.
Десяток щупалец в мгновение оплели беднягу, рывком подтягивая к чудовищному глазу.
— Карари, тебе следовало бы вести себя аккуратнее в моём присутствии. Поспешные действия нередко заканчиваются плачевно, — пробасил Шаэрг, всё ближе поднося добычу. — «Дерзость предшествует падению», — кажется, процитировал он кого-то.
— У нас же был уговор! Я приношу тебе еду, а твои дети не трогают меня! Ты обещал мне защиту! Ты должен мне помочь!
Шаэрг задумался.
— Видишь ли, Карари, долг, как часть этики, — понятие сложное. Согласно Риэ́нде Айна́ри каждый из нас стремится к собственному счастью, — это
Шаэрг пустил волну щупалец и снова замер.
— Если же мы обратимся к другим учениями, например, гедонизму, плоду древнего мыслителя и почтенного нага Са́риса Пи́тта, он трактует получение удовольствия, как высшее благо и смысл жизни. Должен ли я отказывать себе в удовольствии съесть тебя, Карари?
Дерро попытался что-то промычать, но веревочник ещё туже сдавил его, заставив кости неприятно хрустнуть, явно наслаждаясь звуком собственного голоса.
Я застыл статуей, не зная, что предпринять.
— Ты можешь сказать мне, Карари: «Но как же последствия твоих действия, Шаэрг? Рассмотрел ли ты последствия такого поступка?» Есть у меня ответ и на этот вопрос, Карари. С точки зрения консеквенциализма, я могу действовать утилитарно, как диктует Джа́ер айн Таммб, сей прославленный поэт и философ народа кентавров. Утилитаризм говорит мне, что мои действия оправданы, поскольку создают лучшие последствия для меня. Вдобавок, если смотреть на мои намерения, руководствуясь холистическим консеквенциализмом, я всё равно окажусь правым. Последствия для тебя будут едиными, Карари, съем ли тебя я, или убьёт сей босоногий дроу, что затаил на тебя гнев. А если разницы для тебя нет, почему я должен выбрать исход, который принесёт мне меньше пользы?
Шаэрг свёл все свободные щупальца к той самой ямке под глазом и задумался.