Вятское кружево

Ледяной Лебедь стал еще краше. На шее — на стебле диковинного растения — сидела гордая голова в короне из алмазов. Крылья были плотно сложены, их концы завивались косицами, и мороз прочеканил папоротники и каждое перышко в отдельности. Теперь не одна, а три кувшинки — три небесные звезды — плавали около Лебедя. Вся птица с воли была просвечена красным солнышком и, переливаясь, готова была вот-вот опробовать крыльями воздух близкой зимы, улететь в жаркие страны и больше не вернуться.

«С Дедом Морозом ни одному художнику не сравниться, — говорила когда-то Лидия Александровна. — Откуда он берет эти линии, этот блеск, я не знаю. Кто его учитель… а без учителя нельзя!.. не представляю. Если встретишь интересный рисунок на стекле, покажи мне его».

«Зимой-то как я вам его покажу?»

«Зимой? Ах вон оно что: зимой…»

Эти и другие слова кружевницы и разговоры с ней Сережа любил перебирать в памяти, а сейчас ему стало жарко от них!.. Пальцем мальчик провел по краю лебединого крыла — край был крепок и отточен, как лезвие, и по морозу Лебедю суждена долгая жизнь. Такую-то красоту да не показать Лидии Александровне? Тем более, по словам сторожихи, она живет в городе Советске, совсем недалеко отсюда. Отвезти ей Ледяного Лебедя, заодно и долг вернуть — книгу последних стихотворений Пушкина — и сегодня же обернуться домой.

Долго ли? Дня-то еще вон сколько!..

Движения Сережи стали точными и решительными. Собираясь в дорогу, он вынул из портфеля учебники, вытряс его, положил в одно отделение хлеб, в другое — томик Пушкина. А деньги? Наличными у Сережи было двадцать пять копеек — для такого пути маловато.

С посудника на него в упор смотрела гипсовая кошка-копилка, куда он складывал деньги три года. Глаза ее с подведенными, как у модницы, ресницами были желтыми и многозначительными. Мальчик встал на стул, взял копилку в руки, и нутро ее отозвалось тяжелым металлическим звоном.

Не раздумывая, мальчик что было сил швырнул ее об пол. Брызнули гипсовые черепки, и монеты долго прыгали, катились и звенели по полу. Всего он собрал два рубля шестьдесят пять копеек и насыпал их в оба кармана пиджака.

В дорогу он надел новые ботинки, полушубок, шапку, варежки и вышел в сени… Ледяной Лебедь сиял еще ярче, и корона его пылала частыми звездами. Стекло держалось на двух кованых гвоздях. Лезвием плотницкого топора, что лежал в сенях, мальчик легко отогнул их, вынул стекло и, стараясь не дышать, вынес на крыльцо. Солнце было в морозном дыму, каким оно бывает, когда холода набирают силу, и при свете его Ледяной Лебедь поседел…

Осторожней осторожного Сережа положил его в портфель — в крайнее отделение, чтобы сильнее жгло морозом, и вспомнил, что в доме горит газ. Он аккуратно прислонил портфель к перилам крыльца, быстро прошел в горницу, погасил газ и огляделся.

Из белых черепков на Сережу с укором смотрел желтый глаз кошки-копилки с подведенными, как у модницы, ресницами.

Надо бы подмести пол, да некогда…

— Тик-так! Тик-так! Тик-так! Тик-так! — оглушительно торопили часы.

Сережа вышел на крыльцо, вместо замка замкнул пробой палочкой (хозяина, мол, дома нет, но он скоро будет), взял портфель и, не оглядываясь, пошел к переправе.

Ходкий, привыкший к деревенской быстрой ходьбе мальчик бойко шел по дороге, закаменелой от мороза, и седые корабельные сосны прислушивались к его шагам. Он скоро понял, что по такому морозу ботиночки не та обувь, надо бы валенки, да возвращаться было поздно.

Еще издалека Сережа увидел Вятку — черную воду в белых от инея берегах — и удивился, до чего же черна нынче река Вятка!.. На пароме громоздились огромные, одна больше другой, побеленные инеем машины, и паром этот, колыхаясь, собирался отходить. По деревянным мосткам Сережа еле-еле успел взбежать на железную гулкую палубу. Билетерша — могучая женщина в большой шапке-ушанке и белом несвежем полушубке — шуткой спросила его:

— Билет какой будешь брать: плацкартный или купированный?

— Какой дадите.

— Купированный — о-оочень дорогой.

Сережа сказал не без гордости:

— А у меня деньги есть!

— Много?

— Хва-аатит.

— Смотри-ка ты, — тихо ахнула билетерша. — Давай пятачок, и вся недолга.

Получив билет, Сережа незаметно потрогал карманы пиджака, оттянутые мелочью, и стал смотреть, как надвигается тот берег с белым городом и с граненым белокаменным шатром церкви Покрова на монастырской горе.

Из высокой кабины большегрузного автомобиля его позвал водитель:

— Иди-ка ко мне греться!

— Что-оо?..

— Я говорю, греться иди в кабину! Тепло здесь. Я мотор специально не глушу. Пойдешь?

Мальчик заколебался.

У него стыли ноги, но он боялся, что Ледяной Лебедь растает в моторном тепле.

— Я не больно озяб, — сказал он.

— А чего посинел тогда? — спросил водитель. — Утром было тепло, а сейчас в радиаторах вода замерзает. А ты, парень, не храбрись. Иди в кабину погрейся…