Читаем Вяземский полностью

Очень, очень благодарен за приятное, прозаико-стихотворное письмо Ваше, любезнейший Василий Андреевич… Я Вас стану другой раз ждать к нам в деревню… в которой я всегда бываю весел, ибо веселость есть главная черта моего характера… Сделайте милость, недолго отлагайте Ваш приезд к нам».

И вот Жуковский в Остафьеве. На именины князя — 29 июня — он не успел. Вяземский показал гостю плотину, парк, колоннады… Оба присматривались друг к другу. Жуковского позабавило то, что Вяземский в свои 15 лет держится непринужденно и светски, говорит баском и чересчур часто шутит. А князь смотрел на гостя с восхищением: Жуковский ему показался очень взрослым, спокойным и при этом ласковым, добродушным. В его лице было что-то восточное; в Жуковском — половина турецкой крови. Отец — русский барин, мать — иностранка… Как это знакомо!

Потом они обедали в ротонде, разговорились о любимых драматургах. Жуковский спрашивал, кого из русских поэтов Вяземский предпочитает. Выяснилось, что вкусы их совпадают почти во всем. Оба благоговели перед Карамзиным, глубоко уважали Дмитриева. В последнее время Вяземский начал усиленно читать Шиллера, Гёте и Бюргера, которыми восхищался Жуковский…

Вечером распрощались. Жуковский внимательно взглянул на высокого юношу в очках, даже в подмосковной усадьбе, вдали от света одетого по последней моде. Подал ему руку:

— Мы будем друзьями… Это так же верно, как то, что со временем вы предпочтете Кребийону Расина.

Оба рассмеялись. И смех Жуковского — высокий, простодушный, почти детский — тоже полюбился Вяземскому. Он понял, что встретил уже второго — после Карамзина — редкого человека…

Не было в русской литературе — а может быть, и во всей мирской русской жизни — человека более добродетельного, чем Жуковский. Это вовсе не означает, что он был схимником или чурался веселья. Но этому человеку был свойствен неустанный душевный труд, активное стремление к добру во всех его проявлениях. Он словно распространял лучи своего света на окружавших его людей… Вяземского это могло смешить, иногда даже раздражать: как это земной человек может быть настолько небесным… Но глубокая любовь, уважение, а во второй половине жизни — и преклонение перед старшим другом были безусловно сильнее. Жуковский дал Вяземскому много, очень много. И неслучайно первым опубликованным стихотворением князя Петра Андреевича стало именно «Послание к Жуковскому в деревню».

Сам Жуковский напечатал его (предварительно сильно выправив) в октябре 1808 года, в 19-м номере «Вестника Европы», немного запоздавшем из-за болезни издателя. Вяземский жадно стал разрезать маленькую книжку журнала… Нетерпеливо листал синеватые шершавые страницы… мелькали статьи «О предрассудках», «Некоторые известия о Восточной Индии…», «Возрождение Германии»… И вот 178-я страница. Вверху — небольшое «Подражание Катуллу» Василия Пушкина. А ниже… сердце Вяземского забилось сильнее…

Итак, мой милой друг, оставя скучный свет И в поле уклонясь от шума и сует, В деревне ты живешь, спокойный друг природы, Среди кудрявых рощ, под сению свободы! И жизнь твоя течет, как светлый ручеек, Бегущий по лугам, как легкий ветерок, Играющий в полях с душистыми цветами Или в тени древес пастушки с волосами…

Послание горациански веселое, беспечное и мажорное по настроению — так и виден широко улыбающийся юный Вяземский, для которого жизнь пока полна радостей, который счастлив новой дружбой, рад за Жуковского, отдыхающего в деревне «с своею милою» (и «милая», и «деревня» были чистой выдумкой — Жуковский с осени 1807 года безвыездно жил в Москве, а есть у него «милая» или нет, князь вовсе не знал)… Разумеется, Жуковский убрал из заголовка свою фамилию — стихотворение было названо «Послание Жуковскому в деревню». В журнале оно заняло три с половиной страницы. Подпись — К. П. В…ий (князь Петр Вяземский)… Из всех стихов, опубликованных в этом номере, послание 16-летнего Вяземского — самое сильное. Правда, его начало напоминает карамзинское «Послание к Плещееву» («Мой друг! вступая в шумный свет…»), а строка «Ни злато, ни чины ко счастью не ведут» — цитата из «Филемо на и Бавкиды» Лафонтена в переводе Дмитриева. Да и правку Жуковского нельзя сбрасывать со счетов. Но даже при всем при этом дебют Вяземского в печати выглядел очень достойно.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии