Вяземский

Начались предотъездные хлопоты. Московские друзья во главе с графом Федором Толстым-Американцем, известным кутилой, истово «провожали» Вяземского целых две недели… Но в последнюю минуту вдруг выяснилось, что теща князя Прасковья Юрьевна дает 11 февраля, в воскресенье, бал в честь царской семьи. Уехать до бала было неудобно. Вяземский с тревогой подумал о том, что придется пускаться в путь в понедельник — приметам он, как всякий русский, придавал большое значение. К тому же он подцепил где-то простуду. В конце концов решили детей отправить вперед с гувернерами, а самим выехать на рассвете 12 февраля, после бала. Так и сделали. На Серпуховской заставе подняли последний бокал на дорогу. Федор Толстой и Денис Давыдов обняли друга. Зазвенел колоколец, лошади помчались…

Вяземские ехали через Смоленск, Минск и Брест-Литовский. Вслед за ними следовал в Варшаву императорский двор (Александр I покинул Москву 21 февраля) — все лошади на станциях и подставах были заранее наняты для свиты. Погода стояла ужаснейшая. Рессоры в экипаже безбожно просели, ухабы шли один за другим, а княгиня на седьмом месяце беременности… В довершение всех бед в Несвиже Вяземских обокрали подчистую — пропали несколько тысяч рублей и вся одежда. Пришлось Вере Федоровне закладывать свои кольца и серьги, да еще добрый адъютант великого князя Константина дал денег взаймы… Незадолго до Бреста князь заболел окончательно — лежал в жару, в беспамятстве, без докторов и лекарств… Только-только начал оправляться от кашля и колотья в боку, как карету Вяземских нагнала изящная желтая коляска, из которой, сияя улыбкой и благоухая дорогим ароматом, словно из будуара, вышел император Александр Павлович собственной персоной. Начались вежливые расспросы: как дорога? как самочувствие?.. Вяземский, небритый, нечесаный, в помятом дорожном платье, хрипел в ответ что-то почтительно-благодарственное и готов был провалиться сквозь землю со стыда. Словом, это было путешествие из ряда незабываемых.

Наконец кончились дорожные мытарства. Вместо бедных литовских фольварков замелькали чистенькие польские местечки с благоустроенными гостиницами. На станциях — непременные цыплята, вареные раки и спаржа; на стенах станций — портреты «героев Кракова и Вильны»… 2 марта Вяземские въехали в укрепленное предместье Варшавы — Прагу, что на правом берегу Вислы.

После трех неудачных попыток найти жилье княжеская чета поселилась в Краковском предместье, аристократическом районе города. «Из спальни видим через узкую улицу Вислу, а из гостиной площадь, на которой торчит Сигизмунд III, — писал князь в Россию. — Таким образом окружены мы историей и поэзией». Едва оправившись от болезни, он завязывает многочисленные светские знакомства и изучает историю Варшавы и Польши.

Согласно решению Венского конгресса, с 1815 года Королевство Польское входило в состав Российской империи. Однако Александр I даровал Польше конституцию, сохранил сейм, объявил польский язык государственным; крепостное право, отмененное Наполеоном, восстановлено не было, солдаты польской армии служили не двадцать пять лет, как в русской, а восемь. Все эти меры входили в большой комплекс либеральных реформ, которые готовились в глубокой тайне особо доверенными людьми (в том числе Новосильцевым). Польша с ее демократическим, по понятиям того времени, государственным устройством была как бы полигоном, на котором проверялась эффективность нового курса. И если бы он был сочтен полезным, «польская модель» была бы распространена на территории всей России… Тем не менее многие россияне, не посвященные в тайную суть дела, смотрели на польскую политику правительства с неприязнью, видя в ней лишь заигрывания с новыми подданными.

«Варшава, тогда блестящая… празднующая перерождение свое, повеяла на меня незнакомым, новым духом, — пишет Вяземский. — Я скоро и легко акклиматизировался, да иначе и быть не могло. Почин мой в Варшаве был самый благоприятный». Он старался стать настоящим варшавянином — пил чудесный кофе по-венски в кофейне «Wiejska Kawa», ездил на гулянья в Беляны и Крас и ц кий сад, покупал газету Дмушевского, бывал в Народовом театре, где смеялся блестящей игре комика Жулкевского и невольно чувствовал, как «между представлениями на сцене и зрителями пробегают таинственные, неуловимые токи национального электричества»… Польская столица выглядела особенно нарядной и оживленной, когда в Варшаву прибыл Александр I с огромной свитой (в которую входили и арзамасцы Северин и Жихарев, и старый знакомый Вяземского по 1812 году Милорадович). Город готовился к торжественному открытию Первого сейма, парламента Польши.