ВИЧ-положительная

— Зачем мне это делать? — подает голос Майлз. Так странно слышать, как он похож на отца, особенно когда повышает тон. — Я не… я бы никогда так с ней не поступил.

Я прикусываю губу. Не могу просто сидеть и смотреть, как Майлза ругают за то, чего он не совершал, особенно раз я здесь единственная, кто знает правду.

— Это не он, — повторяю я, надеясь, что меня слышно. — Это Джесс Харрис из драмкружка. Он сказал, что видел меня в больнице, и вот уже несколько недель присылает мне записки с угрозами.

— Почему ты нам не сказала? — спрашивает отец. — Симона, почему?..

— Потому что я не ожидала, что он правда это сделает! — взрываюсь я. — Он велел мне держаться подальше от Майлза, и я подумала, что он только ему и расскажет… Я и представить не могла, что он окажется таким бессердечным.

В комнате повисает тишина. Вот почему я никогда не стану актрисой: терпеть не могу, когда на меня смотрят.

— Джесс? — наконец повторяет Майлз. — В смысле… Джесс, мой сосед?

— Угу, — говорю я. — Он самый.

Директриса быстро строчит в своем блокноте.

— Джесс Харрис? — Миссис Остин качает головой. — Он на такое не способен. Он хороший мальчик.

— Симона не будет врать, — заступается за меня папа. — Если она говорит, что он ей угрожал, значит, так оно и есть.

— Но она никому об этом не сказала, — возражает мистер Остин. — Почему? Кто докажет, что она не врет? Конечно, Майлз виноват, что не сообщил нам об этой ситуации…

— Ситуации? — повторяю я. Мои глаза устремляются на Майлза, но он не смотрит в мою сторону.

— Ну же, Майлз, — тихо говорит ему мать. Она так близко к нему склоняется, словно кроме них здесь никого больше нет. — Знаешь, какого труда нам стоило выбиться в люди? Уж ты-то должен соображать.

Я не жду, что Майлз вскочит на стол и задвинет речь в мою защиту. Не жду, что он начнет кричать на отца с матерью. Но меня все равно поражает его молчание — как он тихо сидит между родителями, пока они говорят просто ужасные вещи. Я сглатываю, пытаясь избавиться от кома в горле.

— Соображать? — рявкает отец. Я вздрагиваю. По-моему, я четвертый раз за всю мою жизнь слышу, как он орет. — Мы так далеко продвинулись в лечении ВИЧ, но общественное мнение ничуть не изменилось. А знаете, в чем причина? Слепое невежество. И такие, как вы.

— Папа, ну пожалуйста, перестань! Я никому не сказала, потому что не хотела, чтобы именно вот так и было! — восклицаю я. — Я не хотела, чтобы другие узнали. Чтобы из-за меня ругались.

— И поэтому ты решила соврать? — Миссис Остин обращает на меня свой суровый взгляд. — Решила подвергнуть риску здоровье моего сына?

— Мы здесь вообще не из-за Майлза, — говорю я. Голос у меня не такой громкий, как у нее, но в тишине он звучит отчетливо. Директриса не перебивает, хотя, наверное, она не ожидала, что разговор пойдет в таком русле. — Майлз мне очень дорог, и я бы ни за что не стала рисковать его здоровьем. Потому я и рассказала ему, что у меня ВИЧ. Но сегодня мы здесь из-за того, что случилось со мной. Мы здесь из-за Джесса.

В комнате висит удушающее молчание. Я украдкой смотрю на Майлза. Он отвечает слабой улыбкой. Я отвожу глаза. Теперь его родители уставились на него так, что по сравнению с этими испепеляющими взглядами их крики кажутся детским лепетом.

— Могу вас уверить, что наш коллектив серьезно относится к здоровью и безопасности Симоны, — говорит директриса. — Мы свяжемся с Джессом Харрисом и во всем разберемся. Мистер и миссис Остин, спасибо, что пришли.

Родители Майлза уже поднимаются из-за стола, но сам он мешкает. Какая-то часть меня хочет, чтобы он остался, другая — хочет на него наорать. Я за него заступилась. Рассказала, кто подбрасывал записки. А он за меня — нет, в итоге не заступился. Уставившись в стол, я краем глаза вижу, как его джинсы ушаркивают за дверь.

— Ну, — с блокнотом и ручкой наготове произносит директриса, — Симона, почему бы тебе не рассказать все с самого начала?

Я глубоко вздыхаю.

32

Вернувшись домой, я могу думать лишь об одном — что моя комната нисколько не изменилась с тех пор, как я начала общаться с Майлзом. Уже, наверное, прошло два месяца, а я так ни разу и не убиралась. Если бы не все случившееся за последнее время, папа бы уже давно сюда приперся и устроил мне нагоняй.

Честно говоря, очень странно, что меня не наказали. Как правило, за подобную выходку (а скрыть от родителей записки с угрозами — это вам не в секс-шоп сгонять) неминуемо ждет наказание. Как только мы вышли из школы и сели в машину, я расплакалась. Думаю, это повлияло. Это и еще то, что вся семья по-прежнему в сборе.

Дейв, кажется, снова разговаривает с отцом, а бабуля жарит плантаны с тетей Камилой. Даже со второго этажа мне слышно, как они весело хихикают. Мне будет их так не хватать, когда они уедут. Но я все равно не могу заставить себя к ним спуститься. Сразу испорчу уютную атмосферу, потому что все притихнут, не зная, как себя со мной вести.

Кажется, лучший вариант — просто не выходить из комнаты.