Victory Park

В небольшой столовой, за ужином, Таранец сидел султаном, милостиво разглядывал собравшихся, пересмеивался с приближенными, по-хозяйски оценивал приехавших в экспедицию девчонок. В Херсонесской экспедиции все было продумано и толково, пожалуй, даже лучше, чем в других экспедициях Института археологии, теперь Пеликан мог сравнивать и ясно это видел. Устоявшиеся правила здесь были жестче, потому что люди собирались случайные. В Чернигове, у отца, все было иначе, туда приезжали свои. Никаких графиков дежурств Пеликан там никогда не видел. Когда собираются единомышленники, бюрократия отступает. Дернул же его черт поехать в Херсонес.

В коттедже Таранца после ужина взревела дрель, застучали молотки и тихо, в четыре голоса стали переругиваться студенты. Миша-гриша-паша-саша меняли сгоревшую проводку.

– Идем, Пеликан, погуляем, поговорим, – предложил вечером Богдан, и они пошли мимо руин базилики к маяку, в сторону моря, в сторону заходящего солнца.

– Послушай, старик, это, конечно, не мое дело, но я вижу, что Таранец на тебя взъелся, а ты хлопаешь глазами, не знаешь, как увернуться от гнева высокого всемогущего начальства и, кажется, собираешься принять неравный бой.

– Это из-за отца, – уверенно ответил Пеликан.

– Не совсем. Таранец так устроен, что он должен быть главным во всем. Он подавляет любое противостояние, потому что видит в нем угрозу. Он подавляет сопротивление заранее, там, где оно еще не появилось, но только может возникнуть. Почему сегодня в бараке он на меня наорал? Вот скажи, были у него причины? Не было! Просто он видит во мне потенциального конкурента, неформального лидера, который может создать оппозицию, отравить ему жизнь и сорвать работу. Поэтому он приходит на мою – так он думает – территорию и демонстрирует, кто здесь альфа-самец. Таранец – талантливый ученый и сильный администратор, он многого добьется. Не потому, что он выдающийся специалист – таких, как он, немало, и среди них, кстати, твой отец, – а потому, что Таранец точно такой же, как наше государство. Он деспот, он давит, он требует полного подчинения. Он не допустит никакой самоорганизации, никакой инициативы.

– У отца в экспедиции все устроено иначе.

– Вот именно. Существуют и другие модели, именно поэтому Таранец в твоем появлении видит угрозу, а в тебе – врага. Не идейного врага, а стихийного, и есть всего два способа его успокоить.

– Один – это уехать…

– Другой – показать ему, что ты не опасен. Во-первых, не спорь с ним в раскопе. Он будет находить для тебя самую тяжелую и неприятную работу, но ты не спорь, а просто делай. Выполнять физическую работу, поверь мне, совсем не тяжело, если не накручивать себя, не думать: мир жесток и беспощаден, он устроен несправедливо, и почему всю эту неприятную работу должен делать я, такой нежный и возвышенный, а не кто-то грубый и брутальный, специально приспособленный для этого природой? Четыре часа в раскопе – совсем не много. Постарайся получать удовольствие от простого физического труда.

– Хорошо, – согласился Пеликан, – это несложно. А что во-вторых?

– Придумай себе какую-нибудь безобидную слабость и не скрывай ее от Таранца. Пусть будет уверен, что у него есть на тебя компромат.

– Что ты хочешь сказать? Какую слабость он может мне простить?

– Я не предлагаю тебе изображать эксгибициониста…

– Спасибо, – не очень искренне обрадовался Пеликан. – Но шахматы и преферанс он вряд ли расценит как слабость.

– В нашей стране сквозь пальцы смотрят на тихих алкоголиков и на бабников, пока те не выбились в начальники или не вступили в партию. Коммунистов за блядство на партсобраниях бьют по яйцам, но мне их не жаль. Так им и надо!

– Алкоголиком я быть не согласен.

– Значит, у тебя нет выбора, – подвел итог Богдан. – Только учти, что всех баб, которые работают у него в экспедиции, Таранец автоматически считает своим гаремом. Даже если никогда не наложит на них лапу. Поэтому, если не хочешь стать жертвой приступов ревности начальства, выбирай девчонок на стороне. Их тут вон сколько бегает, загорелых.

Они остановились на высоком берегу Херсонеса, глядя на закат. Ветер затих, и волны едва плескались у мокрых камней.

– Ты замечал, Пеликан, что закаты меняют масштаб местности, и обычные земные пейзажи вроде этого вдруг обретают космическую перспективу?

– Давай подождем, вдруг будет зеленый луч, – попросил Пеликан.

В эту минуту посреди густо-багровой закатной солнечной дорожки тихо и быстро, словно ниоткуда, появилась черная субмарина.

– Вот твой зеленый луч, – поморщился Шульга и повернулся к морю спиной.

– Почему мне показалось, что эти правила ты придумал не сейчас? – спросил Пеликан, когда они возвращались сквозь густые и вязкие сумерки, вздрагивавшие рубиновыми вспышками маяка.