Victory Park

– Тихо, не будите кота, – строго велел Жорик Малевичу и Пеликану. – Умом я хоть и не разделяю пристрастия Ячменя к экстремистским методам борьбы с цензурой, но сердцем все же с ним.

– Я знал, что твои слова в защиту цензурных уставов неискренни, – Пеликан передал Жорику его кофе. – Любая статья и любая книга рискуют оказаться под запретом там, где допустима хоть какая-то цензура. Вот, например, «Остров Крым»…

– Пеликан, я же попросил тебя, не приставай ко мне с Аксеновым. Когда будет, тогда будет. Сейчас у меня есть «Партократия» Авторханова и первый том «ГУЛАГа». Это все.

– Хорошие книги, – поднял бокал с коньяком Малевич. – Любую берешь в руки и знаешь, что от пяти до семи лет тебе, если что, обеспечены. Предлагаю выпить за наш уголовный кодекс – высшую и совершенную форму цензурного устава.

– Передайте Ячменю, когда проснется, слова моей поддержки, – Пеликан допил кофе и поднялся с дивана. – Я побежал за Курбатовым, Виталий Петрович. Буду через полчаса.

2

Пеликан и Малевич познакомились два года назад в букинистическом отделе писательского магазина «Сяйво». Они одновременно разглядели на самой верхней полке темно-коричневый корешок карманного географического атласа Маркса начала века и мгновенно в него вцепились. Для Пеликана это была невиданная книга сказочной красоты с гербами европейских держав, с изображением монет всех стран мира, включая экзотические эритрейские лиры и тунисские франки, с диковинной статистикой, наконец. Кто сейчас знает, что торговый флот Британии тех лет равнялся французскому, немецкому и российскому, взятым вместе? А Маркс знал.

Атлас стоил всего десять рублей, и Пеликан не мог выпустить его из рук, как ребенок не может отдать яркую елочную игрушку. Он ни за что не хотел упускать атлас. А у Малевича два таких же, только изданных несколькими годами раньше, уже стояли дома в шкафу, ждали покупателя. Конечно, он запросто мог попросить Жанну, которой всего год назад помог устроиться продавцом в «Сяйво», продать атлас ему, но делать этого не стал и уступил книгу нахальному десятикласснику. На этом он выиграл дважды, получив хоть и не очень состоятельного, но постоянного покупателя, а главное, у него появился новый друг. Малевич ввел Пеликана в узкий круг своих знакомых, назвать который узким можно было лишь потому, что существовал еще и широкий, а его границы вряд ли взялся бы очертить сам Виталий Петрович.

Болтаясь этим утром на колесе и разглядывая с его высоты аллеи парка, Пеликан вдруг вспомнил, что у него же есть Курбатов. А вспомнив о книге, тут же понял, что если Малевич ему поможет, то он сумеет достать деньги на подарок для Ирки. Ну а если не сможет Малевич, то, наверное, ему не поможет уже никто.

Полчаса Пеликану должно было хватить, чтобы сбегать домой и вернуться с книгой. Он жил неподалеку, в старой панельной пятиэтажке, одной из тех, с которых когда-то начинался Комсомольский массив. С его последнего, пятого, этажа, из-под вечно протекающей, кое-как залитой битумом плоской крыши, в первые годы были неплохо видны колокольни Лавры и Софии – весь киевский правый берег. Однажды Пеликан разглядел с балкона огромную летающую тарелку, севшую на строящийся Дом Торговли. Он наблюдал за ней несколько дней, и все это время тарелка оставалась на крыше, никуда не улетала, а по ночам ее даже подсвечивали. Наверное, изучали. Пеликан решил, что обязательно должен увидеть ее вблизи. Вдвоем с Багилой он отправился к Дому Торговли с инспекционной поездкой. Тогда они учились классе в третьем или в четвертом, и само путешествие на Львовскую площадь поразило их, пожалуй, сильнее, чем строительство новой высотки. Все-таки правый берег – не левый, что ни говори. Тем более что тарелки никакой там не оказалось – за тарелку Пеликан принял белый шар метеорадара между стрелами двух подъемных кранов. Вблизи и не похоже совсем на тарелку.

Ну а потом как-то быстро, чуть ли не за год, перед его домом все застроили, и из окон Пеликана, с его пятого этажа, теперь были видны одни лишь стены шестнадцатиэтажных общежитий. Никакого правого берега – ни Софии, ни Лавры, только Дом Торговли какое-то время еще маячил на отшибе. А потом застроили и его.

Пеликана эти перемены так разозлили, что он даже плеснул свежей пионерской желчи в школьное сочинение на безобидную тему «Вид из моего окна». За сочинение он получил тройку с двумя минусами, в кровь расцарапавшими тетрадный лист. К оценке прилагалось указание раздраженным почерком: Смотреть нужно выше! И шире!

3

Миновав нелюбимые общаги пединститута, он подошел к своему дому и у входа в подъезд привычно проверил почтовый ящик. Газет не было, писем не было, зато пришла повестка из военкомата. Пеликану предлагали через пятнадцать дней явиться для прохождения медосмотра на улицу Лебедева. На этот раз о нем не забыли.