Вид из окна

- Настоящие мужчины не ломаются под ударами судьбы.

- О! Как по-русски ты заговорил.

Все это время Вера слушала не только Георгия, но и себя. Она действительно пыталась понять, что значит для нее этот человек. И в течение этого странного разговора память вдруг возвращала ей чувство защищенности и заботы, которое дарил ей Георгий. Нет, при всем желании она не могла просто перечеркнуть его черной кладбищенской лентой. Не могла ответить холодным презрением. Не могла даже в ответ попрекнуть Лизой, потому что сама же простила эту измену. Заставила себя простить. Простила, правда, мертвому Зарайскому. Но, в то же время, не могла и не хотела бросаться ему на шею, подобно героиням сериалов и «мыльных опер». Ей просто хотелось уйти. Поскорее. Подальше. Навсегда.

- Если тебя интересуют твои деньги, то я готова предоставить всю наличность с процентами по первому требованию вместе с недвижимостью. При этом я не буду требовать эксгумации и экспертизы ДНК, определять причастность мистера - как вас там? - к выстрелам в Словцова и Хромова, хотя вынуждена буду напомнить о Георгии Георгиевиче и причитающейся ему доле, - жестко и взвешенно поставила точку Вера.

Еще ей хотелось сказать, что она прекрасно понимает, что Зарайский не оставит ее в покое, прекрасно представляет, что можно ожидать от его прагматичного и упрямого стремления к вожделенной цели, но вовремя вспомнила, как наставлял ее к этому разговору Астахов. Как заставлял ее практически наизусть заучить последнюю фразу вплоть до интонации:

- Но, если этого не сделаю я, нет гарантии, что расследованием не займутся другие.

- Угроза? - усмехнулся Джордж Истмен.

- Что тебе угрозы? Ты просто умрешь еще один раз, родишься где-нибудь в Австралии, тебе не впервой... И еще, - решила-таки добавить от себя, - там, где ты живешь, какой у тебя вид из окна?

Истмен несколько растерялся от такого вопроса: с подвохом он или нет? Но все же ответил:

- У меня квартира на Кенсингтон Пэлес Гарденс с окнами на Кенсингтонский дворец, где жила принцесса Диана. Там же квартира у Березовского... Правда, у него еще особняк за городом, а у меня еще есть недвижимость в районе Беркли-сквер. Вид из окна? Честно говоря, если я и смотрел в окно, это было в первые дни. А так - мне некогда. Что там? Туман?

- Ясно, - чему-то грустно улыбнулась Вера. - Мне пора.

- Вера, я вынужден был ждать столько лет, и я буду ждать еще, - твердо сказал он ей вслед.

3

Вечером позвонил Павел. Только позвонил. Встретиться они не пытались, исходя из сценария, разработанного Словцовым. Вере ничего не оставалось, как только подчиниться безумным идеям и планам, принятым «большой тройкой»: Астаховым, Словцовым и Хромовым. В принципе, ради означенной цели она была готова на все, и единственное, что ей мешало - охватившее вдруг равнодушие и инертность. Впервые за долгие годы она отдалась преследующей ее по пятам усталости и поэтому, придя в номер гостиницы, просто валилась на кровать и дремала. В такой момент и позвонил Павел.

- Вера, это я.

- Я слышу, Павел.

- С тобой что-то не так?

- Все нормально, не обращай внимания.

- Как прошла встреча?

- Нормально. Как задумано.

- Тебе нечего мне сказать?

- Пока нет, Па.

- Да что с тобой?!

- Паш, ну ничего, понимаешь, ничего. Я, между прочим, час назад встретилась с человеком с того света. Который, к тому же, являлся моим мужем...

- Извини... что твой работник тебя побеспокоил. Я просто хотел напомнить тебе о перелете в Тиват.

- Я помню, Павел. И не обижайся, неужели у тебя не бывает таких моментов в жизни, когда никого не хочется видеть и слышать? Я помню твою теорию об одиночестве, которое движет жизнью. Но мне нужно побыть наедине с собой. Разве у тебя такого не бывает?

- Да у меня практически... вся жизнь... теория об одиночестве. Теория об одиночестве, она... Я тут много думал. Человек не может быть один, если с ним Бог. Точнее, если он с Богом. Монах - от греческого «один». Но уединение монаха не с самим собой, а с Богом. Помнишь, мы говорили об этом? Ладно... Прости, Вер. Гружу тебя. Я бы с удовольствием сейчас встал часовым у дверей твоей комнаты.

- А вот это бы не помешало, - улыбнулась Вера. - Скажи, Па, а ты напишешь когда-нибудь стихи для меня? Я в самолете читала то, что ты посвятил Маше... И, честно говоря, завидовала ей.

- Хорошо хоть - не ревновала. Милая, если Бог оставит мне мой средненький талант, то все, что я напишу, будет посвящено тебе.

- Знаешь, я как-то расслабилась. Так вдруг устала, что, кажется, умереть проще, чем дождаться прилива сил.

- Надо поспать...

- Ага, и говорит это тот, кто тебя будит.

- Я просто очень волновался.

- А я, мне кажется, скоро вообще утрачу возможность чувствовать...

- И меня?

- Павел... Не торопи... Не надо меня сейчас подгонять...

Некоторое время Павел молчал. Ему явно не хотелось отключаться, и он придумал, что еще сказать.

- Вер, я тебе не говорил, Маша выходит замуж. Я говорил с Вероникой.

- Хорошо. Особенно хорошо, что ты поговорил с дочерью.

- Да... Ладно, Вер, отдыхай. Я люблю тебя. Увидимся в раю?

- Как Бог даст.

4