Вид из окна

- Вот! - не сдержался Астахов в эмоциях, но ругательство сжал между зубами.

- Ага, и пил с Хромовым. И одним рейсом полетел с ним обратно. Он же отсидеться хотел?

- Не знаю, Вера Сергеевна, он мне, как вы понимаете, не отчитывается. Он вообще никому, кроме себя, не отчитывается. Может, улеглось у него там все?..

- Михалыч, - прервала ход мысли Астахова Вера, - у меня какое-то нехорошее предчувствие.

Астахов пристально взглянул на Зарайскую, словно оценивал серьезность и вескость сказанного.

- Если б я был последовательным апологетом марксизма-ленинизма, то ответил бы основательной отповедью о предрассудках, определил бы сознание бытием и порекомендовал успокоительное в средних дозах. Но я даже в те времена не был атеистом, и у меня у самого порой третий глаз открывается, и, часто бывает, чутье не подводит.

- А что ты сам думаешь о том выстреле на охоте?

- Следов ноль, а тут я привык верить фактам. Хотите, усилим бдительность, охрану?

- Не знаю, Андрей Михалыч, тебе виднее. Может, попробуешь узнать, зачем прилетал Справедливый?

- Тем самым мы нарушим вашу с ним конвенцию, - напомнил Астахов, - но если есть приказ, я его выполняю.

- Нет, не надо, до сих пор у нас все было честно. И вот что, Словцов просил, чтобы следователь этот - Сергей Петрович, поменьше его донимал. Это реально?

- Реально. Хотя парень - честный служака.

- Поэт наш взялся за прозу жизни, - глядя мимо начальника охраны, сказала Вера Сергеевна.

3

Выписавшись из больницы и вернувшись в особняк, Павел первым делом подключил ноутбук к принтеру и распечатал то, что ему удалось написать за эти дни. Писать он мог по-разному: карандашом, ручкой, на машинке, на компьютере, но читать предпочитал только печатный вариант. Так ему легче открывались собственные огрехи в тексте. Читал он написанное как раз до обеда, потом Лиза позвала его в гостиную, где весьма доброжелательно потчевала супом из красной рыбы и грибными тефтелями, рецепт приготовления которых узнала этим же утром по телевизору. Готовила она отменно, и Павел не преминул сказать об этом.

- На ужин будет то же самое, - предупредила Лиза. - Вера-то бизнес-ланчи поедает на работе, нет, чтобы домой приехать. Вот и получается, что я впустую готовлю, а обед на ужин остается.

Но Вера в этот день приехала. Видимо, из-за того, что вернулся из больницы Павел. Торопливо, рассказывая что-то на ходу, начала переодеваться.

- Что такое? - поймала Вера его взгляд.

- Да все нормально, - поспешил успокоить ее Павел, - тебе это идет. Этакая непринужденность красивой женщины.

- Красивой? Ты действительно так считаешь? Я думала, меня работа уже стерла, порвала, как Тузик грелку. Мне сейчас совсем некогда ходить по косметическим кабинетам.

- Тебе и нужды нет, - честно и просто ответил Словцов, - бывает у человека талант от Бога, у женщины - красота. Она, конечно, мир не спасет, но одного мужчину может. Зато остальные умрут от зависти.

- Паш, - вдруг забыла об уговоре Вера, и он аж поморщился, - извини... Ты меня что, дразнишь, или начал ухаживать?

- Я всегда говорю женщине то, что о ней думаю, кроме тех случаев, когда лучше молчать.

- Ну вот, теперь я слышу привычную иронию господина Словцова. О! А это то, что я думаю? - остановилась она перед пачкой листов на журнальном столике.

- Да, подбивал там кое-что...

- И ты назвал свой роман «Над не»? Странно, хоть и оригинально.

- Это из-за отсутствия собственных мыслей. Берешь пьесу пролетарского классика, переставляешь в ее названии одну букву и получаешь собственное.

- Хм, а Горький, между прочим, ничего бы не потерял, если б назвал так свою пьесу, даже выиграл бы. Ведь получается - «над» отрицанием всего. Еще какие у тебя параллели? Надеюсь, ты не ассоциируешь меня с Василисой Костылевой?

- А себя с Лукой, - продолжил Павел. - Да упаси Бог хоть от каких аналогий. Я жутко в школе не любил две пьесы: чеховского «Дядю Ваню» и горьковское «Дно». Горький опустил людей ниже нижнего. Они ведь не столько находятся на дне социальном, сколько на дне собственном, собственного сознания, души, если у нее есть дно. И единственная задача Горького - заставить читателя выпучить глаза на все это. И мне в ответ хочется сказать словами его собственного героя Сатина: «Эх, испортил песню, дур-рак!».

- Я что-то еле припоминаю из школьной программы... С трудом.

- Вот-вот. У нас школьную программу разрабатывают, что тогда, что сейчас, те, кому, видимо, поставлена задача: сделать все, чтобы наши школьники возненавидели русскую классическую литературу.

- Чего ж ты зацепился... за дно?