Вид из окна

Днём, после кратковременного, глубокого и одновременно сумбурного сна, похмельный синдром был оттеснен навязчивой идеей. Я снова ринулся на пустырь, чтобы проверить новую фантастическую версию обмена посланиями с самим собой. По дороге долго напрягал память, пытаясь сопоставить даты. На пустыре в это время уже шла работа: суетились строители, ревел, сравнивая местность, желтый бульдозер, выгружались железобетонные плиты, к окраине подтянулись бытовки-вагончики. Я едва успел выкопать свою яму буквально под ножом бульдозера. Вероятно, выглядел я несуразно и к тому же соответственно проведённой бурной ночи. Мало того, что бутылки в яме не оказалось, пришлось выслушать веселое подтрунивание рабочих: не вчерашний ли день потерял? Ответил: «Опохмелку зарыл», после чего свои услуги предложил даже бульдозерист. Но я предпочел быстро ретироваться, пряча озадаченный взгляд.

Нет, никаких выводов из этой странной, почти мистической истории я не сделал. Можно было, конечно, предположить: я в это утро здесь закопал, он (я!) в то утро там (здесь же) взял. Или наоборот? Но от подобных умозаключений можно тихо, но быстро сойти с ума, особенно пытаясь докопаться до сути там, где её нет. И главное заключение, которое я сделал из происшедшего: пить надо меньше, а лучше вообще не пить. Впоследствии воспоминания об этом заставляли блуждать на моих губах многозначительную кривоватую улыбку. Подобное выражение лица случается или вообще постоянно присутствует у сумасшедших, которым мнится, что они являются носителями великой тайны, недоступной самолюбивому и самоуверенному человечеству...

5

Словцов проснулся ночью, дотянулся до выключателя и включил торшер. Приподнявшись, огляделся: на столе остатки снеди и недопитая бутылка коньяка. Какая по счету? Под столом в пакете еще достаточно полных. На диване у книжных полок спит прямо в костюме Володя. Без подушки.

Павел с трудом поднялся и обнаружил под своей головой две подушки. Сначала он на нетвердых ногах ринулся к двери туалета, затем из горла выпил полбутылки минеральной воды, после чего решил подсунуть Володе вторую подушку, но тот резко проснулся при его приближении и сел на постели. Мгновенно осмотревшись и оценив обстановку, он схватился за голову:

- Мне домой надо! Срочно! Светлана меня... Даже не знаю, что будет. - И от досады застонал: - Щас башка на части развалится.

- Вова, - Словцов взглянул на часы, - в три часа ночи жен уже не беспокоят. Утро вечера мудренее. Давай лучше еще по сто грамм.

- Да ты что, Павел Сергеевич, так же сдохнуть можно!

- Сдохнуть можно без опохмелки.

- Да я в жизни два дня подряд не пил!

- Ну... Когда-то надо начинать.

- Это обязательно?

- Ну не могу же я один эту гадость глотать? На что мне тогда боевой товарищ?

- У-м-м... - соглашаясь, махнул рукой Среда.

- Ну, за воскресение Среды! - предложил тост Павел.

- Угу, и за Словцова, который за словцом в карман не лезет.

Чокнулись, выпили. Павел тут же налил по второй. Володя с отвращением начал крутить головой, на что поэт резонно заметил:

- Так, тебя зачем ко мне приставили? У тебя боевое задание какое?

- Пал Сергеич, все стихотворцы так безумно бухают?

- Талантливые - все, - уверенно ответил Словцов. - А бездарные про них воспоминания пишут, как Мариенгоф про Есенина.

- И зачем вам это?

Словцов на секунду задумался, а ответил, уже выпив, весьма взвешенно и аргументированно:

- Понимаешь, Володя, грань, которая разделяет душу поэта с этим гадким миром, хочу заметить, что гадкий он, собственно от наших же людских гадостей, ибо первоначально, свежеиспеченный в руках Господа, он был куда как прекраснее... Так вот, грань эта тоньше, чем у всех остальных людей.

- Типа, мы толстокожие? - догадался Среда.

- Ну... не все... Можно по-другому выразиться. У вас нормальный слой ауры, а у нас утонченный. И вся гадость этого мира захлестывает нам прямо в душу... Ну, конечно, не только гадость... Прекрасное тоже... Если оно «не далёко»...

- И не «жестоко».

- М-да... Так вот, алкоголь - это своеобразное обезболивающее...

- Доводящее человека до комы, - ухмыльнулся Володя.

- Ты прав, - обреченно кивнул Словцов, - хочу в кому. Что там у нас еще под столом? - он зацепил за горлышко следующую бутылку. Представляешь, у нас целая республика в коме пребывает. Коми-а-эс-эс-эр...

- Пал Сергеевич, а мне с вами так... это... просто... Короче... от души...

- Слушай, я тебе вчера про письма в будущее рассказывал?

- Не помню. Помню, что мы хотели бросить бутылку в море, чтобы нас нашли... на другой планете...

- А еще, Володя, я до сих пор писал никчемный роман, который подло сбывался. Но вот парадокс: как только я его перестал писать, он мне такой непредвиденностью по морде заехал! До сих пор с души воротит.

- Значит, надо писать, - сделал трезвый вывод Среда. - Надо писать так, как должно сбываться.

- А как должно сбываться? Тут без бутылки не разберешься. Если б ты знал, в какую... я влип... И какую женщину обидел... - Он снова налил.

- Веру Шахиневну...