— Ребят, кто светом руководит, вырубите софиты и ультрафиолет сюда, пожалуйста. Цветной хренью можно, но софиты отверните к херам, — к этому моменту к сцене подплыла рубашка. Немного тесная, и мужчина не стал ее застегивать. Светилась в ультрафиолетовых лампах она ярко. Особенно поверх серой футболки. Полутьма укрыла зал, когда выключились прожекторы, но в клубе было достаточно других осветительных приборов, чтобы происходящее на сцене было хорошо видно.
Виктор справился у толпы об имени ушедшего и позвал:
— Тони. Мы ждем тебя.
Эштон смотрел на происходящее и не знал, что ему больше не нравится: Виктор, нисколько не смущенный предложением, Тони, который радостно раскрыл все его секреты, ибо многообещающая улыбка любовника настраивала на не слишком положительные мысли о конце этой ночи, или собственный поступок.
Он не рассчитывал на такую инициативу от Виктора. И не рассчитывал, что его сдадут с потрохами. Да, он в свое время тут развлекал публику, но закончил это дело сразу, как только попрощался с университетом нашлась работа стабильнее, интереснее и денежнее.
Тони появился из ниоткуда и подал Виктору все, что требовалось. А сам отодвинулся от сцены, отходя подальше, чтобы тоже оценить зрелище. Эштон не часто позволял себе настолько далеко заходить.
Рухнув на диван, он хмуро смотрел на сцену, где Вик в своем новом облачении светился в лучах ультрафиолета. Это заставляло все же закатить глаза, сложить руки на груди и скривиться. Не это он хотел видеть. Впрочем, заставить Виктора раздеться на глазах у всех — неплохо, правда, сколько ему это будет стоить? Его все-таки придушат. Точно придушат.
С другой стороны, зрелище обещало быть занимательным. И можно было заплатить парой глотков воздуха за это.
Виктор, поблагодарив Тони, нацепил бабочку, а манжеты поддел под рукава рубашки. Белый ремень и темная джинса. На ботинках тоже не было ничего белого. Разве что… Да, по полоске на резинке носков, и то неплохо. Ладно, вполне ничего.
— Диджей, — позвал Виктор в микрофон, привлекая внимание будки, и приложил палец к губам, призывая выключить пока музыку.
В зале повисла тишина. Диджей наверняка не идиот, и после начала музыку и не включит.
Той. Той. Той. Браш.
Правая нога выстукивала ритм чечетки. Три удара и скользящее шуршание.
Той. Той. Той. Браш.
Почему упоротые наркотиком люди могут часами залипать на маятниковые часы, на помехи, на любую цикличную муть?
Той. Той. Браш. Винг.
Потому что накачанный мозг уязвим к залипанию. Распаленная толпа, подпитая, хорошо напитая и торкнутая. Расширенные зрачки и поведенный разум.
Флэпхилл, флэп.
Не будет одобрительного свиста и вскриков.
Степ. Браш. Винг.
Ритмичные удары чечетки унесут кого угодно в подобном состоянии.
Той, клик, слайд.
Виктор помогал себе руками, рубашка мелькала в поворотах, каблуки выстукивали по сцене замысловатый, но ровный ритм, приправленный щелчками пальцев и хлопками.
Шаффл, клик, клик, флэп.
Вик дернул плечами, сбрасывая рубашку к локтям.
Той, той, той, браш.
Мелькнул рукав. Будто оторванный, потому что манжета так и осталась на запястье. Яркое пятно, сорвавшись с рук, отлетело в угол.
Бабочка, две манжеты и ремень. И ритмичные отстукивания каблуков.
Браш, слайд, браш.
Снятая через голову футболка приземлилась рядом с рубашкой. Звон пряжки ремня. В повороте Виктор вытащил ремешок из шлеек и плотно затянул на талии. Пуговица и молния ширинки.
Клик, флэп, боллченч.
Треск каблуков заполнял пространство. Манжеты рванулись вниз, приспуская джинсы и обнажая боксеры с ярко-красными резинками на поясе и вокруг бедер. Они не выделялись особо при дневном свете, просто контрастировали с черной тканью. Но в УФ-лучах они были заметно ярче; Вик и не знал.
Той, флэп, клик, винг.
Прямая спина. Джинсы снимаются в процессе движения, постепенно сваливаясь вниз. Виктор переходит на удары подошвой, опасаясь, что ритм собьется из-за забившейся под каблук штанины. Высокий подъем колена — и правая нога выскальзывает из джинсов, которые от следующего шага слетают и с левой, останавливаясь у края сцены.
Той. Той. Браш.
Виктор отбивает ритм, мелькая манжетами, бабочкой, поясом и резинками носков. С некоторым натягом можно прибавить и резинки боксеров.
Когда Хил замирает, ударив в последний раз носком ботинка об пол, его палец замирает под красной полоской, едва стащив белье с бедренной косточки.
Когда Виктор останавливается, а зал замирает в тишине, Эштон неожиданно понимает, что ему катастрофически не хватает воздуха. Но дышать он не может: воздух стал настолько плотным, сгущаясь из-за этой атмосферы… нет, не похоти, но какого-то неясно выраженного желания зрителей. Они были словно загипнотизированы. Эш отлично понимал их состояние. Когда ты накурен или обдолбан легко на чем-то залипнуть. Даже он, не сводя взгляда со сцены, наблюдал за всем представлением. А он не успел даже допить стакан с виски.