Вид на рай

Что может случиться, Эллинг? Еще случиться? Ничего. Хорошо, ну а если все же что случится, так ты знаешь, у тебя есть он. Священник. Значит, дело обстоит так: ты сидишь без дела, если ничего не случается. Но он все равно у тебя есть. А если что случится, так попробуй его найти. Где? В церкви, конечно. Слоняется там вокруг да около, этот священнослужитель. Мелькнет тенью в алтарной комнате. Постоит на галерее, взирая на кафедру, с которой вещает проповеди, или на купель. Или появится на футбольной площадке позади школьного здания. Раньше священники были строгими. Но это было раньше. Теперь священники играют в футбол со своими конфирмантами и громко смеются, обнажая желтые зубы. Если ты просишь их, они всегда тебя утешат и обнимут, даже если ты взрослый человек. Необязательно при этом что-то должно случиться. Что он задумал, когда обнимал меня? Несмотря на то что я был мужчина? Потому что я был мужчина? Что-то случилось? Я остановился на мгновение. Что, собственно говоря, имел в виду священник? Он думал вызвать меня на разговор, поэтому эта фраза, «если что случится». По всей видимости, да. Но что-то случится со мной? Или что-то вообще с общественным положением в городе? Может, с обществом в целом? Может, стоит повернуть сейчас, спуститься к спортивной площадке и посмотреть, успел ли он сменить свою сутану на короткие штанишки, под которыми плавки? Правильно ли я поступлю, если выдам известную мне одному тайну, а именно, что среди нас есть люди, которые бьют других прямо в лицо, да еще кулаками, по сексуальным мотивам, не имеющим никакого значения, поскольку отношения между двумя давно уже разладились? Я не знал. Я сомневался. Ах, как я ненавидел себя за эту беспомощность! Рассказать ему об этом? О своей беспомощности? Нет. Я не сомневался, я был убежден, что я не смогу объяснить все так, как надо. А если даже и смог бы, что он сделает? Даст мне совет? Помощь от беспомощности? Нет, тысячу раз спасибо. Благодарствую! Тут у меня никакой веры нет. Впрочем, в последнее время я сам проявил, нужно сказать, и твердость, и стойкость духа. Я вошел в жизнь Ригемур Йельсен, ни на секунду не обременяя ее и не беспокоя. Результат трезвого обдумывания смысла жизни, самостоятельно принятого решения — искать, познавать и не сдаваться! Поэтому хватит сидеть и заниматься исключительно газетными вырезками, собирая фотографии одной важной персоны. Разумный шаг, в верном направлении. Шаг к тем, которые окружали меня: я был частью их, и они были частью меня. Кроме того, я решил что-то предпринять для усмирения этого пьяницы, который смотрел телевизионные программы и который бил женщину своими тяжелыми кулачищами, тогда как другие вынуждены были сидеть и смотреть. То есть это он, этот подлец, думал так. Он думал фактически, что чувство общности постепенно отмирает, что способность к сочувствию устарела, как постоянно утверждают критики социал-демократии. Он полагал, что имел право по-свински обращаться с женщиной, с которой жил бок о бок, имел право бить и унижать ее, поскольку верил, что никто не вступится за нее. Да, он настолько, очевидно, был уверен, что не потрудился даже задернуть занавески, когда избивал женщину. Но я докажу ему, докажу, что он ошибался.

Но прежде нужно разрешить проблему с именами. Когда знаешь имя и фамилию, тогда все выглядит иначе — законным и обоснованным. Чувствуешь себя увереннее. Я сделал круг по лесу, точно так, как в последний раз, а потом спокойно направился к парадному подъезду под номером 17«б». Важно не волноваться, важно проявить хладнокровие. Идти спокойно и невозмутимо к одной из парадных дверей блочного дома имеет право любой человек, это не может вызвать подозрения. Подозрительность и недоверие возникают у людей к тем, кто ведет себя скрытно и хитро. С чистой совестью (и напевая мелодию из фильма «Мост через Квай») записывал я имена и фамилии, обозначенные на кнопках звонков. Потом я положил записную книжку и ручку в карман и пошел восвояси, сохраняя стопроцентное самообладание.

Рагнар зовут этого идиота. Рагнар Лиен. Рагнар Лиен бил Эллен Лиен прямо в лицо кулаками, а я сидел и смотрел на это зрелище.

Я снял черный траурный костюм и надел серые тренировочные брюки и футболку. Потом я сварил себе чашку наваристого бульона и сел за отцовский стол в Маминой комнате. «Впрочем, теперь пора кончать называть эту комнату “маминой”», — решил я. Да, я принял твердое решение, так тому и быть. «Эллинг, — думал я. — Кончай дурить! Мать умерла, а твоя жизнь продолжается. Отныне эта комната будет называться “комната Ригемур”. Отныне и вовеки».

Потом я занялся тем, что начертил схему девяти квартир, доступ к ним я получил благодаря своему другу — телескопу из Кореи. Самым ненавязчивым и интеллигентным способом. Потом я внес в таблицу имена, записанные в подъезде блочного дома. Когда я закончил, схема получилась такая:

Настоящая шахматная доска.