Вид на рай

Я выбежал на площадку перед торговым центром и сел там на одну из деревянных скамеек. Прекрасно! Лучше, чем вышагивать туда и сюда в самом магазине. Сижу один здесь, никого не беспокою, меня никто не беспокоит, и наблюдаю. Правда, начал накрапывать дождик и довольно плотный, но мне он нипочем. Понятно, что не лето, ноябрь стоит на дворе. Поэтому не тепло, а холодно. С другой стороны, я часто думал о том — и это меня сильно раздражало — как мало современный человек может вынести, точнее говоря, готов вынести. И прежде всего: я взял себя самого для критического рассмотрения. Как часто я вешал голову только из-за небольшого физического недомогания? Я злился на маму, потому что она просила меня спуститься в торговый центр и кое-что купить для нее. Зол и неприветлив, потому что была плохая погода. Мне не хотелось выходить в такую погоду на улицу, даже если продукты, о которых она просила, это был наш с нею обед, то есть она одна готовила для нас обоих. Смешно. Противно и тошно. Потому что как люди в этой стране жили до недавнего времени? С раннего утра и до позднего вечера они в большей своей массе трудились, словно рабы. Медленно, но уверенно вели прежние социал-демократические хевдинги рабочий класс к тому положению, в котором мы сейчас находимся, благосостояние в социальном отношении у нас бесспорно. И Эллинг рассиживает дома в тепле и ворчит, если его собственная мать просит отложить на время в сторону газету «Арбейдербладет» и сбегать в супермаркет. Это же пустяк. Понятно, если бы надо было выйти в открытое море ловить рыбу. Понятно, если бы нужно было запрячь быка. Нет. Материнская просьба, превращающая его в злыдня, состояла в том, чтобы выйти из дома, пробежать несколько метров, купить рыбу или мясо и самому завернуть товар в разноцветную бумагу. И если он вдруг вымокнет под дождем во время этой тривиальной экспедиции, так в комоде у матери было полным-полно сухих вещей. Когда я теперь думаю, как глупо я выглядел со своими дурацкими отговорками в глазах мамы, которая рассматривала, безусловно, мое поведение с социальной точки зрения, меня, само собой разумеется, просто трясет. Мне стыдно. Дождь закапал сильнее и ветер подул сильнее и крепче, а я все думал: давай, хлещи меня сильнее! Еще сильнее! Расплачивайся, Эллинг, за свои глупости. Ты заслужил, Эллинг, наказания. Узнай, что значит править лодкой в непогоду. Узнай, каково приходится в жизни честному крестьянину и рыбаку, в той жизни, которую они должны вести, и ведут, несмотря ни на что. Я думал о побережье в Финнмарке в ранние утренние часы в январе месяце. Предположим в половине пятого утра. Темно, как в могиле. Единственное, что видишь, так это гребни пенящихся волн, которые, пританцовывая, накатываются из ледяной пустыни. И в такой лютый холод рыболов должен выходить. Без всякой гарантии. Без всякой страховки. В маленькой лодчонке, да и та принадлежит не ему, а банку. Господи, каким бесстыжим я был! Бесстыжие большинство из нас. Сам я спал обычно, как сурок, до десяти, а иногда и дольше. Ныл, когда вставал, так как линолеум в комнате холодил ноги. Я презирал себя и в наказание решил сидеть здесь, невзирая на непогоду, и терпеливо ждать Ригемур Йельсен. Чтобы попытаться понять те трудности, те страдания, которым подвергнуты некоторые наши сограждане только по той причине, чтобы еда, к примеру, была на столе вовремя во всех норвежских домах. Я питал огромное уважение к этим мужчинам и женщинам, которые таким трудным путем служили обществу, занимаясь этими древними профессиями, в то время как сотни и сотни других работали спокойно в конторских помещениях.

Ригемур Йельсен появилась почти через два часа. Дождь перестал, но ветер подул сильнее. Я промок до нитки и не чувствовал ног под собой. И однако, как это ни странно слышать, но я был в ладу с собой. В ладу, давно уже не испытывал подобного внутреннего успокоения. Взгляд, которым я осматривал людей, спешащих укрыться от непогоды, я назвал бы ироническим. Итак, я рассматривал иронически: молодых и пожилых, мужчин и женщин. Они жались кучками под смешными зонтиками, а ветер безжалостно хватал их и рвал (два таких случая я зарегистрировал). Они бежали согнувшись и пошатываясь, искали спасения в пассаже или под навесами тут же расположенных на площади магазинов. Я, Эллинг, не прятался, держал фасон!

Однако, должен признаться, что я обрадовался и облегченно вздохнул, когда я увидел знакомый силуэт Ригемур Йельсен. Теперь мы пойдем домой. Я приму теплую ванну и сменю одежду, поставлю вариться картошку и хлебну глоток кофе. Интересно, что я не подумал о ее возможном заболевании. Она выглядела радостной и горделивой; это-то и ввело меня, вероятно, в заблуждение, когда она появилась теперь после консультации у старого врача моей мамы, доктора медицины Франка Фридмана.