Вид на жительство в раю

— Начальник, я ж только бросил. Извиняюсь, Василий Иванович.

— Я слышал, ты и находясь в карцере, делаешь гимнастику. Усиленно тренируешься. Зачем?

— Чтоб боялись, — охотно пояснил Пенкин. -Слухи-то идут. Стены, они только для людей глухие. А слову не преграда.

— Да ты философ, Пенкин. Что можешь сказать по поводу инцидента?

— Какого инцидента? — вытаращил глаза тот.

— Один из твоих сокамерников на днях повесился.

— Ах, это! — протянул Пенкин. — Я бы на его месте тоже это… того.

— Почему?

— Ну ты даешь, Василий Иванович! А то законов не знаешь! Кому ж в опущенных охота ходить! Раз уж случилось — не отмоешься.

— Странно все это. Законы я знаю. К убийцам сокамерники относятся с уважением. Статья-то серьезная, Пенкин. Не то что у тебя.

— Вел он себя неправильно.

— Как именно?

— Не мне вам объяснять. Раз законы знаете. -Пенкин прищурился.

— Ты в этом участвовал?

— Да ты что, начальник?! — Глаза у Анатолия невинные, как у младенца. Семенов знал, что ни один из сидевших в одной камере с повесившимся Кошкиным не признался в том, что участвовал в изнасиловании. Круговая порука.

— Ладно. Будем считать, что я тебе поверил. Пойдем дальше. Я вот подумываю устроить тебе очную ставку, Анатолий.

— С кем?

— С одним из твоих подельников.

— Э, Василий Иванович! Шалишь! — погрозил пальцем Пенкин. — Мобилы я один воровал. Ты мне групповуху не шей, не выйдет. Не подпишусь я под этим, и не проси.

— А я не это имею в виду. Твою первую ходку. Ты ж не один тогда под суд пошел.

Семенов внимательно следил за лицом Пенкина. Ни один мускул не дрогнул. Тренинг? Ох и парень! Вдруг губы Анатолия Пенкина растянулись в улыбке. Семенов невольно вздрогнул. Мысли, что ли, читает?

— Коли деньги у государства есть, проверяй, -улыбаясь, сказал Пенкин.

— А при чем здесь деньги?

— Так эта… того… не близко они. Кореша-то мои.

— Ну, билет до Сосенок не так дорог.

— Может, ты и в Европу слетаешь? — усмехнулся Пенкин. — Повод есть. На солнышке погреешься, ножки в море помочишь.

— Так ты знаешь, что один из твоих друзей нынче в большом авторитете и вдали от родины! Где именно?

— Я не понял: ты за дурака меня держишь, Василий Иванович? — обиделся Пенкин. — Ты соображаешь, кого предлагаешь сдать? Да я и не знаю ничего.

— Отношения не поддерживаете?

— Да ты что?! Кто он и кто я! Мне ж когда судимость-то сняли!

— Однако мобильные телефоны воровать стал. Спустя восемнадцать лет после отсидки.

— Так то обстоятельства, — протянул Пенкин.

— Иностранными языками владеешь? Какими? Отвечать! Быстро!

— Я не понял…

— Хватит дурака валять! Английский знаешь?

— Шутишь?

— Не юлить! Да, нет?!

— Нет.

— А это мы сейчас проверим.

Семенов написал на листке бумаги: «Natalia Shusova die». И пододвинул листок к Пенкину. Тот какое-то время тупо смотрел на бумажку и шевелил губами. Семенов следил за его реакцией. Думает? Паузу держит? Соображает, правда это или нет. Что его любовница умерла. Die. Примитивно, конечно. Но как тогда? Подсунуть ему текст на английском? Потом на французском? И что толку? Сказать о смерти Чусовой — значит спровоцировать. Она ему, видимо, дорога.

— Про Натаху что-то, так? — наконец спросил Пенкин. — Наталиа… А дальше?

— Не понимаешь?

— Да на кой вам сдался этот язык?

— Какой язык?

— Английский.

— Ага! Значит, ты понял, что английский!

— Восемь-то классов я закончил.

— Я проверю. А если Пенкин учил в школе немецкий? Прокалываются-то на мелочах, Пенкин. Ты не знаешь, какой язык Анатолий учил в школе.

— Фу ты, как сложно! — Пенкин откинулся на спинку стула. — Ну, давай в шпионов поиграем.

— Нет, ты не шпион. Но за границей бывал. В каких странах?

— На Полюсе. С пингвинами общался. На китайском. По-китайски то же самое напиши. Не можешь?

— Ты что себе позволяешь? — Семенов стукнул по столу кулаком.

— А ты? Что значит dia? Ты думаешь, мне с воли весточки не приходят? Думаешь, я не знаю, что она жива? Вчера, по крайней мере, была жива. Передачу мне приносила.

— Ах ты… Ты понял фразу!

— Конечно.

— Ты знаешь английский! Только что признался!

— Ни хрена я не знаю.

— Но…

— На плече у моего соседа по нарам, когда я зону топтал, была наколка: «Life qwikiy die young», — на отличном английском сказал Пенкин. — Что значит: «Живи быстро, умри молодым». Он так и поступил. Большой интеллектуал был, между прочим. Высшее образование имел. Жаль. Что умер. Слово dia, то есть «умирать», я запомнил. Кстати, со ссылкой на моего кореша: правильнее было бы сказать «She is dead». «Она умерла». Ни хрена ты не знаешь, Василий Иванович. По английскому в вузе у тебя было «удовлетворительно», да и то еле вытянул. А берешься проверять знание языков. Ну как это называется? — грустно спросил Пенкин.

— Ах ты… — опешил Семенов. — Ты за кого меня принимаешь?!

— А зачем подлянку кидать? Я что, не объяснил? Признайся и ты, Василий Иванович, что это была провокация. Это нечестно.

— Ты ж без малейшего акцента сказал фразу на английском!