Кузены Боун меняются весьма незначительно – не больше, чем утки у Баркса меняются в результате всех своих приключений. Фоуни – все такой же жадина, чьи планы непременно выйдут боком. Смайли – все такой же простой, добросердечный и податливый. Фоун Боун переживает немало мытарств, в том числе и разбитое сердце, и даже принимает в себя частицу души Саранчи, но и он покидает историю примерно таким же, каким вошел в нее. Да, став несколько глубже, но в целом не изменившись. Усвоенные ими уроки быстро забываются. Возьми Джефф Смит мальчишек Боун и зашли их в новое приключение, это было бы совершенно законно с точки зрения жанровых правил, которым они все подчиняются, хотя и уменьшило бы до некоторой степени эффект первой истории, о Боунах и жнецах… Боуны – мультяшные персонажи (о чем нам напоминают цветные издания «Боуна»: лучше всего они смотрятся в плоском цвете, который придает им особенную реальность; тени и оттенки, так хорошо работающие со всем остальным, умаляют их, заставляя нас воспринимать схематичных, картонных персонажей как реалистично нарисованных, вроде Луция).
Боуны служат мостом между продолжающим развиваться комиксом и той огромной фоновой историей, которая и составляет «Боун» целиком. Это комическое отступление, подыстория, «вкусняшки», обеспечивающие мгновенный контакт с сюжетом для читателей, не осознававших, возможно, важность событий, имевших место многие годы назад. Но прежде всего их задача – создавать повествовательное напряжение. Они двигают сюжет (в конце концов, если бы не воздушный шар Фоуни, всей этой истории просто бы не произошло), они заставляют нас интересоваться им, волноваться, вовлекаться по нарастающей – чего тоже бы не случилось, расскажи нам Джефф Смит просто и без затей историю Торн. Они решают сразу и проблему слишком большой истории, и проблему истории, презентуемой читателю по кусочкам.
Читая выпуск за выпуском, я всегда знал, как хорош Джефф Смит. Но мне особенно приятно сознавать в этой долгосрочной перспективе, каким мастером он себя зарекомендовал.
Я никогда не встречал Джека Кирби – и это делает меня менее пригодным для написания этого предисловия, чем тысячи других людей.
Один раз я видел его через холл отеля: он разговаривал с моим издателем. Я хотел было подойти и представиться, но опаздывал на самолет и подумал, что будет и другой случай.
Другого случая не случилось, и с Джеком Кирби я так и не познакомился.
Зато я знал его работы, примерно с тех пор, как научился читать, – по привозным американским комиксам и двухцветным британским репринтам, на которых вырос. На пару со Стэном Ли он создал Людей Икс, Фантастическую четверку (и все, что из нее вышло – Не-людей, Серебряного Серфера и прочих) и Могучего Тора (откуда, скорее всего, началась моя собственная одержимость мифами).
Когда мне было одиннадцать или двенадцать, Кирби поселился у меня в голове в качестве половины дуэта Улыбчивого Стэна и Весельчака-Джека. В комиксах «Ди-Си», которые я читал, была реклама фирмы-производителя, обещавшая, что
«Четвертый мир» Кирби просто-таки вывернул мне голову наизнанку. Это была комическая опера раблезианского масштаба, разыгрываемая преимущественно на Земле; в комиксах фигурировали банда космических хиппи, супер-иллюзионист – мастер побега и целый крышесносный пантеон могущественных Новых Богов. В 1973 году это было очень здорово – читать комиксы.
Когда я думаю про Джека Кирби, я вспоминаю альбом Игги Попа и «Студжиз» как раз 1973 года, под названием