Они были слишком одинаковые, не дополняли, а уничтожали друг друга. Оба противоречивые, неуступчивые, не терпящие половинчатости, они безжалостно наносили раны друг другу. «Схлестнулись, как две кометы, — подавленно рассуждал Вадим. — Две личности в семье слишком много. Ведь брак — это постоянные уступки друг другу, и в семье всегда кто-то лидер, кто-то ведущий, кто-то ведомый. Самой природой эта роль отведена мужчине, и как она этого не понимает? Ведь чересчур самостоятельную, с агрессивными замашками, женщину трудно любить, обычно ее просто терпят». Вадима уже раздражала независимость и самостоятельность жены. Он подумывал о том, что есть другие женщины, мягкие, послушные, готовые забыть свое «я» и жить только его жизнью. Несколько раз после ссоры он хлопал дверью и уезжал на Сокол, но странно, там, в своем убежище, начинал скучать по взбалмошной жене. Ни с того ни с сего вспоминал, как когда-то ему, еще совсем незнакомому мужчине, она искренне рассказала всю свою жизнь, как выделила ему комнату сына под кабинет, как объяснялась в любви, когда он спал, как вся светилась на свадьбе, когда говорила о нем, при этом совершенно не стеснялась проявлять свои чувства. «И все ее полыхания и грубости идут от любви», — рассуждал Вадим, оправдывая жену. Со стороны все ее недостатки уже казались чуть ли не достоинствами. Вадим привык к жене, она стала родной, с ней можно было быть неумным, усталым, в плохом настроении.
А потом звонила Тамара и прерывающимся голосом умоляла приехать, но как только он возвращался, отчитывала его с ледяным взглядом:
— Бежишь с тонущего корабля?! Эх ты!.. Пусть у нас все сложно, иногда просто ужасно, но ведь это красивый ужас! Ведь мы все равно любим друг друга! И потом, у нас было столько хорошего, разве можно его вот так сразу зачеркнуть?
— Какая-то вымученная любовь, — вздыхал Вадим. — Между нами тонкая непрочная нитка… И в работе полно неприятностей, да еще дома нет спокойствия.
Самому себе он говорил еще определеннее: «У всех жены как жены, а у меня сумасшедшая. Смерч, а не женщина. Устроила мне адскую жизнь, прямо какое-то заклятие».
Несколько дней в семье был мир и спокойствие, только Тамара каждый раз принюхивалась к мужу: не пахнет ли от него другой женщиной?
— Ты можешь о себе ничего не рассказывать, — едко заявляла она. — Я все вижу и на расстоянии.
А через неделю устроила Вадиму очередную сцену ревности.
В последующие дни она заводила себя еще больше, припоминала прежние обиды, называла мужа «беспросветным себялюбцем», «художником, который никогда не станет выдающимся, потому что бездушен к людям». Однажды она договаривалась до того, что он «всего-навсего ее тень» и что ее любовь была «лишь желанием обмануться».
— Наверное, нам все-таки не жить вместе, — изрекала она мрачное пророчество.
Переполненный ненавистью, Вадим вскочил и помчал на Сокол, но в дороге остывал. «Разойдемся так разойдемся», — безнадежно пробормотал и с полдороги вернулся назад.
К этому времени Тамара тоже пришла в себя:
— …Если ты считаешь меня сумасшедшей, зачем тогда уезжать? Мало ли что я могла наговорить в пылу, погорячившись! Не уезжай, даже если я скажу, что не хочу больше тебя видеть.
«Ну уж нет! Хватит унижений!» — усмехался Вадим. Он устал от скандалов и уже всерьез подумывал о разводе, только никак не мог решиться — было жаль больную жену.
Весной следующего года, как подарок к пенсии, Тамару включили в гастрольную труппу по Южной Америке. Вадим проводил жену до аэропорта, и они холодно расстались. Вернувшись домой, Вадим облегченно вздохнул — наконец он мог отдохнуть от нервотрепки, сумасбродных выходок жены.
— Хорошо, что она уехала, правда? — веселился Илья. — А то кричит целыми днями да всех дергает.
Через три недели Тамара прислала два письма и оба сыну; для мужа в письмах не было ни слова. А спустя несколько дней к Вадиму зашла приятельница Тамары и сообщила, что «Тома звонила и сказала, что окончательно от всего вылечилась и его, мужа, забыла, и теперь начнет новую жизнь». Для Вадима это не было неожиданностью, но все-таки откровенно грубое сообщение задело его самолюбие, несколько дней он не находил себе места. У него появилась отчаянная надежда вернуть хорошее прошлое, начать все сначала, но, встретив жену после гастролей, понял — все кончено.
В аэропорт он приехал с Ильей. Тамара вошла в вестибюль и сразу бросилась к сыну, расцеловала, с каменно-непроницаемым лицом небрежно кивнула Вадиму и снова заспешила к труппе принимать багаж. Она выглядела отлично: новый костюм, красивый загар, уверенная походка.
В машине Илья пытался рассказать, как проводил время с Вадимом, но она перебивала его, спрашивала о школе и даже о бабушке.
— Ну что, Том, теперь, наверно, мы можем остаться просто хорошими знакомыми, — сказал Вадим, поставив чемодан в прихожей. Он понимал, что сказал глупость, — они слишком сильно любили и слишком сильно ненавидели, чтобы остаться хорошими знакомыми.
— Да, наверное, — сказала она, отводя взгляд в сторону.