Вид с холма (сборник)

— Как не знать! Иван Сергеич отличный старик, — парень поднял большой палец. — Справедливый, только я знаю, он хворает сильно. В начале июня я там бывал. Он пластом лежит. Астма его душит. Ну ладненько, всего вам. Мне надо еще ленту перемотать. Если надумаете, заходите. Туристам всегда рады.

На третье утро нашего путешествия мы встали чуть свет и несколько часов шли против течения по узкой протоке в высоченных шуршащих камышах. Как и в предыдущие дни, солнце палило нещадно, и мы постоянно держались теневой стороны. К сожалению, камыш кончился и долго тянулась открытая пойма реки с заливными землями, со множеством трав и цветов; среди них своей яркостью выделялись ромашки. Жена не удержалась и, когда мы пристали передохнуть, нарвала небольшой букет.

— Для Вырубова, — пояснила мне.

К полудню протока стала мелеть, появились бочаги, украшенные розовыми цветами водяной гречихи, потом вдруг на поверхности появились лилии — верный признак глубины, и вскоре мы очутились в широком озере. На одной стороне озера стоял хвойный лес, на другой виднелась деревня. На середине озера качалось несколько лодок с застывшими рыбаками.

Мы бесшумно подплыли к ближайшему рыбаку, пожилому мужчине, курившему папиросу, и я вполголоса, стараясь не распугать рыбу, спросил:

— Скажите, это озеро Синее?

Мужчина кивнул.

— А там деревня Студеное?

Мужчина затянулся и, выпустив дым, кивнул снова.

— А как нам проехать к Вырубову?

Мужчина внимательно посмотрел на нас и спокойным, хрипловатым голосом сказал:

— Вам кто нужен? Ежели он сам, то Иван Сергеевич… Вы, видать, приезжие. Не знаете… — мужчина отложил удочку и глубоко затянулся. — Умер он, Иван Сергеевич. С месяц уж как… — мужчина бросил окурок в воду, вздохнул. — Прекрасной души был человек… Там его жена Маргарита… Там, в конце озера протока будет к их плотине… Увидите.

Мы отошли от рыбака и некоторое время молча дрейфовали на середине озера. Только теперь я заметил над водой множество темно-синих стрекоз — они бесшумно трепетали в воздухе, как маленькие траурные вертолеты.

— Что ж будем делать? — тихо произнесла жена. — Теперь неудобно являться. Давай просто зайдем, побеседуем с этой Маргаритой, а потом в деревне у кого-нибудь снимем комнату.

Я согласился и направил байдарку в конец озера. Жена взяла букет ромашек и стала медленно, по одному, класть цветы на воду — за нами потянулся длинный поминальный шлейф.

Вскоре мы увидели нависшие над водой ветви орешника, а под ними — протоку; вплыли под ветви, в узкий желто-зеленый тоннель; весло пришлось отложить, и с десяток метров продирались, цепляясь за осоку; пахло хвоей, слышался близкий шум падающей воды.

В конце протоки в воздухе появился пахучий дым жилья, шум воды усилился, напор течения стал мощнее, навстречу нам поплыли пузыри. Когда мы вынырнули из-под ветвей, перед нами открылся величественный вид: плотина из плотно пригнанных обтесанных валунов, грохочущий поток и разлившийся плес в кружевах пены; но особенно впечатляли островерхие, прекрасно сохранившиеся финские постройки: жилой дом, мельница и амбар — все это обступал высокий хвойный лес, создавая объемный уголок со своим микроклиматом. Солнце висело в самом зените, но дышать сразу стало легче. Я подгреб поближе к плотине, где в воздухе кружили хвоинки и висела радуга из водяной пыли.

Втащив лодку на берег, мы направились в сторону дома лесничихи, мимо пасущихся коз и овец и коровы с теленком.

— Большое хозяйство, — с нотками зависти проговорила жена — ее предки были крестьянами, и иногда в ней срабатывает деревенская кровь; я называю ее «горожанкой с деревенской душой».

Действительно, построек было немало и все они стояли на своих местах, экономно используя пространство, как нельзя лучше вписываясь в окружающий пейзаж. Мельница и амбар имели круглые окна, обрамленные выгнутыми наличниками. От времени каменные фундаменты замшели, доски на стенах потрескались, но по тому, как плотно все было пригнано, виднелась любовь к камню и дереву — ничего не хотелось добавить к постройкам, и ничего нельзя было от них убрать; постройки наглядно показывали, какой должна быть добросовестная работа.

Еще издали во дворе мы увидели полную женщину средних лет в ярком сарафане — она стояла, подбоченясь, среди кур, гусей и уток и со жгучим любопытством смотрела на нас.

Мы подошли к женщине, поздоровались. Я спросил, она ли Маргарита Ивановна, и когда женщина подтвердила, объяснил, кто мы, и выразил соболезнования по поводу смерти ее мужа.

— Да, скоро сорок дней, как похоронила Ивана Сергеевича, — сказала женщина с не очень удрученным видом.

Она пригласила нас в дом, провела в хорошо обставленную комнату и, кивнув на портрет, стоящий на комоде, вздохнула:

— Иван Сергеевич был странный человек. Хозяйство его не интересовало. Я все в одиночку тянула. Он так, если сена покосит, дров поколет — и то спасибо! Только лес да животные его интересовали. Все деревья знал наперечет в округе. Все ходил по лесу, кормушки на зиму делал, подкармливал зверье.