Страшный народ эти люди искусства и те, кто вращается в их кругах. Они непостоянны и неуживчивы, быстро всем увлекаются и так же быстро во всем разочаровываются; не выносят оседлой, размеренной жизни, страдают по пустякам, из-за мелочей. И, согласитесь, подобная взбалмошность причиняет много хлопот и неприятностей окружающим.
Говорят, с ними интересно. А чего интересного, скажите мне? Ну, болтают они красиво, верно. Язык у них подвешен, как надо. Но от них выходишь усталый, все перемешается в голове, а на следующий день выветривается. Ничего конкретного не остается — так, какие-то обрывки трепа. Да и как может остаться, когда в большинстве случаев они сами не знают, чего хотят. Вся их жизнь — вечные мучительные поиски. Искусство, искусство! Да и все эти спектакли и фильмы — сплошная надуманность… И писатели все врут. Они не мастера душевных дел, а мастера загибать. В жизни все не так, уж кто-кто, а я-то знаю. В жизни все проще и продуманней. И главное, не надо дергаться, суетиться, а терпеливо и последовательно делать свое дело. Найти свою жилу и тянуть ее. Мне, например, в сто раз приятней побеседовать с человеком простой профессии, знающим толк в житейских будничных делах, а не витающим где-то в облаках. Такие беседы не только приятней, но и полезней, всегда почерпнешь что-то ценное, то, чего не знаешь, что пригодиться в дальнейшем. На таких ценных, основательных людях и держится все, а те, то есть богемные, сплошь пустозвоны.
Так вот, соседи и нас с женой пригласили на новоселье, но мы, сами понимаете, не вписались в их компанию. Я-то еще ничего, кое-что понял в их изречениях, немного поддерживал разговор, а жена совсем сникла, бедняга.
Хозяева устроили богатое застолье, явно показывая, что в этом плане у них неисчерпаемые возможности. Глядя на обилие еды, я про себя отметил их расточительность и неодобрительно покачал головой. Но их приятели, эти многочисленные прихлебатели, все восприняли как должное, и вообще вели себя развязно: ходили по комнатам, все трогали, до чего дотягивались руки, усаживались на что попало, все хватали, высматривали и при этом орали во весь голос, что теперь им — не хозяевам, а именно им — есть где «отдыхать». Я бы таких сразу турнул, а хозяева хоть бы что — брызжущими радостью голосами говорили обо всех только хорошее, дарили направо-налево свои вещи.
Особенно старалась соседка. Эта неутомимая въедливая говорунья обрушила на гостей прямо-таки словесный водопад. Расточая улыбки, возбужденно, с жаром говорила, как счастлива оттого, что теперь есть где собираться, устраивать пикники. Несколько раз она бросала в мою сторону многозначительные взгляды, с двумя типами лихо танцевала, а с одним и чуть ли не целовалась. И ее муженек — ничего, даже аплодировал им. А ведь жена не должна выпячиваться и строить глазки каждому встречному, я так считаю. К тому же, эта веселяга умудрилась за вечер три раза поменять платья, одно смелее другого. Говорила — душно, но это был просто-напросто ловкий трюк, дешевый способ соблазнения.
Я, например, в молодости, уходя на работу, жену запирал на ключ. Говорили, я подозрителен, недоверчив и ревнив. Чепуха все это, гнусная болтовня, беспочвенные слухи. Я это делал, чтобы с самого начала дать жене понять, где ее основное место. А своих приятелей я к нам не приглашал вовсе не потому, что считал их потенциальными любовниками жены, а потому что с женитьбой они попросту отошли на второй план. Я считаю, семья — дело святое и разным холостякам в ней делать нечего. А то придут и начинают вносить раздоры и всякое такое.
В середине вечеринки сосед подошел ко мне и со своей неизменной деланной улыбкой, в порядке саморекламы, объявил, что у них с женой покладистые характеры, и предложил тост за то, чтобы мы жили дружно, в полном согласии. Надо сказать, я и в молодости не очень-то любил выпивать, а теперь — и подавно, но, будучи человеком воспитанным, на этот раз не отказался, почему за это не выпить? Потом из лучших побуждений я решил дать соседу несколько дельных советов.
— Прежде всего, — сказал я, — не вступайте в тесные контакты со всеми поселковыми. Народ здесь разный, и лучше от всех держаться подальше.
— Так-то оно так, — с недоверчивой улыбкой пробормотал он и бросил на меня испытующий взгляд, как бы ощупал меня взглядом, и, хохотнув, добавил: — Ну, а как же дружба?
— Всякая дружба до поры до времени, — убежденно заявил я. — Да и отношения между людьми лучше, если они меньше общаются, реже видятся. У меня есть собственные принципы: я никого не беспокою, и, пожалуйста, ко мне не лезьте, не впутывайте в ваши делишки, понимаете?
— Все это, конечно, прекрасно, но зачем столько предосторожностей? — он в тусклом недоумении пожал плечами и угрюмо сжал губы.
На минуту он впал в унылую задумчивость, но потом снова как-то ехидно усмехнулся, что-то ляпнул забористое и заспешил к своим дружкам. Я сразу обратил внимание, что он говорил обиняками и этим самым заронил во мне недоверие, которое уже ничем не смог вытравить.