Я упорно молчал, сосредоточившись на салате, пока какой-то дискомфорт на ментальном уровне не заставил меня обернуться. Джоули не сводил с меня сверкающих глаз. Странно. Вполне человеческое чувство делало его лицо абсолютно нечеловеческим - тонким и голодным. И хотелось одного - скорее накормить его. Пока он не сделал это сам.
- Стоп-стоп-стоп, - сказал он медленно, пересаживаясь совсем уж близко. - Ты же был там, да, Финикс? Я слышу это по твоему голосу. Держу пари, тебе до сих пор плохо спится.
Скотина.
Это я подумал, а вслух сказал:
- Я не хочу об этом говорить.
- Но я хочу.
В голосе были лед и металл.
Джоули не умел читать мысли. Это здорово. Но я чувствовал, что добром мне не отделаться, и поэтому изо всех сил думал, какую бы выгоду извлечь из ворошения не очень старых, но очень страшных воспоминаний.
- Я не собираюсь вставлять тебе пальцы в двери, Финикс. - Лед растаял, металл стал ковким. Значит, я достаточно несчастным выглядел. - Но могу взамен что-нибудь рассказать. Явно есть что-то, что тебя интересует, но спросить боишься.
- Правда, расскажешь?
- В пределах разумного.
- Перл в пределах разумного?
Он нахмурился.
- А я думал, ты был в обмороке… Зачем тебе знать про Перл?
Не думаю, что ответ “интересно” удовлетворил бы его. Подумав, я сказал:
- Она имеет отношение к городу, в котором я собираюсь жить. Теперь это и меня касается.
Я видел, как он колеблется, но, возможно, это была игра. Возможно, Перл не такая уж тайна. И он знал, что обмен не будет равноценным, что мне это дастся куда труднее.
- Хорошо, - согласился он. - Я объясню тебе политику Чикаго. Рассказывай.
И я рассказал. Говоря, я ни разу не поднял глаз от стола, зная, что Джоули смотрит на меня не мигая. Оказалось, выкладывать голые факты не так страшно, когда не касаешься эмоций. А я старался их не касаться. Как мог.
Как только стадион был заполнен, выходы перекрыли. Я описал все - и военные вертолеты, появившиеся с началом концерта, замершую толпу, и рок-звезду Скеллиса, который еще недавно давал вполне мирную пресс-конференцию. Как он свесился из вертолета вверх тормашками, зацепившись ногами за полозья, чуть ли не выпадая, с мегафоном в руках, как его волосы от ветра стояли дыбом. И на мгновение его голос, казалось, перекрыл шум мощных лопастей. Он выкрикнул только одно слово:
- ГУЛЯЕМ!!!
И гулянка началась…
Я не рассказал, что чувствовал, прячась в шкафчике, потом пробираясь по скользким от крови ступенькам, через раздевалку, стараясь не наступать на… хотя не наступать было невозможно. В общем, создавалось впечатление, что поработал гигантский миксер и взбил все содержимое Стадиона в протеиновый коктейль. В воздухе стоял красный туман, висел пеленой и капельками оседал на моей одежде, коже и волосах. И когда я подумал, что выхода нет, то увидел его - небольшая дверь, непонятно для чего предназначенная. Там было пусто, но, как и все, она охранялась - в нескольких шагах стояла дама из банды, во всеобщем милитари-стиле, выделяясь только рыжими волосами из-под пятнистой повязки на лбу. Тогда я ни о чем не думал - просто взял и пошел к двери, а она сидела, закрыв лицо руками. Я понимал, что рыжая меня прекрасно видит (или слышит?) и все ждал, когда она выстрелит или бросится на меня и загрызет. Но она не выстрелила и не бросилась. Она почему-то дала мне уйти. Шаг за шагом.
Когда дверь за спиной закрылась, у меня началась истерика.
От журналистов и полиции я прятался еще тщательнее, чем от вампиров, а потом просто пришел домой и лег спать. Я не представлял более, как смогу выйти на улицу ночью, я, казалось, навсегда возненавидел красный цвет и море. Потому что запах моря напоминает мне запах крови.
Ничего этого я не рассказал. Но Джоули это и не было нужно. Он ни разу не перебил меня. Казалось, он слушал больше не ушами, а кожей, и ментально я сказал гораздо больше, чем планировал.
Я замолчал, хотя сразу этого и не понял. Мысленно я еще оставался там и видел бледное, забрызганное кровью лицо Скеллиса, когда он с автоматом через плечо остановился перед моим укрытием, словно мог меня видеть через одностороннее зеркало. Как он ушел…
Я даже не заметил, что Джоули исчез. Вернувшись, он положил передо мной зеркальце. На нем серебрились две кокаиновые дорожки.
- Насколько я знаю Скеллиса, этого можно было ожидать, - сказал он, отстранив меня от стола и продолжая мою работу сам. - В любом городе, исключая наш, ну, еще Филадельфию - город братской любви, и, пожалуй, Бостон. Но у каждого свои крайности.
- Ты о чем?
- Наша Перл - отпетая законница. Она тащится от того, что создает законы и способна заставить целый город соблюдать их. Представил себе?
- Марго Тэтчер моего возраста.