Видения Коди

Стейтен-Айленд, шесть миллионов всего на свете затопляет мне мозг – Сидя в маленькой столовке за Армейской Базой, наблюдая за четкими негритянскими кошаками с чемоданами, за пуэрториканцами в пальто, что пропускают по быстрой стопочке у бара, кто сачкует с судов оттяга ради, может, и с «Эдамза» – и вновь серый заводной атлантический день, но теперь дикий, безымянно соединяющий меня с Оклендом и тем временем, когда я ездил туда на поезде по Зали́вному мосту, а зачем, вспомнить не могу – также когда я был с Деном, у ипподрома «Золотые ворота», еще через всю землю досюда, до Стейтен-Айленда, куда я только что прибыл на диком пароме, где болтал с моряком с танкера и врубался в доски и всякий плавучий мусор в воде, вспоминая опасность, которой по глупости подвергся летом 1943-го, когда нырнул с кормы «Джорджа С. Уимза», чтобы остыть – те же воды, по каким плавали трупы – паром в серости вынуждает тебя осознать, что за безумный ум был у Джека Лондона (строго как у парня) – сидя у окна столовки напротив ворот, чтоб Ден наверняка не ускользнул в Нью-Йорк – Пуэрториканец ушел, направляясь к двум дням оттягов в Восточном Харлеме, ебать падших девчонок на восточных покрывалах и есть желтый рис с фасолью con pollo[29], цветной парень, он станет ухать в кафе «Пальма», парни эти – самые четкие работники на свете, больше, скажем, Коди, потому что путешествуют, а я тут в том же настроеобразе, что и Коди, быстрый, со всеми разговариваю, никакого «достоинства», скорость, оттяги (я только знаю, то есть, я строго знаю, что́ я знаю, и именно потому наброски не для моих тайных мыслей – моя собственная завершенная жизнь, нескончаемое созерцание, так интересна, до чего ж я люблю ее, она обширна, распространяется повсюду —) И в этот серый день, пока я жду и молюсь на это всемирное судно, тот же, что мрачно развертывался в Озон-Парке и Бруклине, когда я сюда ехал – но теперь в нем есть чайки, дикие голоды, голоса рабочих, фигуры, пересекающие с зонтиками дождливые свалки снабжения, черные провода, столбы, мачты кораблей, всевозможные черные очертания, зов через весь белый свет и из великого серого тумана Америки и американских вещей, и дикий дым мальчика, направляющегося в подготовительную школу, но гораздо больше всего этого.