Видящий

Насчет стола мы оба, впрочем, погорячились. Ничего подобного не нашлось ни на берегу, ни в избушке покойного Гисли. А уж в гробнице… Нет, вернуться туда меня бы не заставил и сам Всеотец Один. По крайней мере — пока. Меня радовало общество живых, пусть оно и состояло из недоброй барышни с топором, хитрющего и крайне мутного колдуна, воришки-драугра, которого по-хорошему надо было бы прибить прямо в кургане, и здоровенного старика-сэконунга, который наверняка был не прочь при случае свернуть мне шею. Зато они хотя бы не умерли сотни лет назад, не охраняли древнее сокровище и не отправляли меня в воспоминания давно почившего Скегги Торлейвсона.

И иногда даже поддерживали диалог. И если с остальными все было более-менее понятно, то к Рерику у меня осталось еще немало вопросов. В частности…

— Почему тебя прозвали сэконунгом? — Я протянул седобородому здоровяку кружку с элем, изъятую из запасов покойного Гисли. — Что означает такое прозвище?

— Я бы рассказал, — усмехнулся Рерик. — Но тебе, верному слуге Серого Медведя, и твоей девчонке эта история вряд ли понравится.

— Пусть так. — Я пожал плечами. — Если мы до сих пор не отправили друг друга в Чертоги Всеотца, стоит ли делать это сейчас? Ты мой гость, и сегодня мы забудем все былые распри.

— Будь по твоему, склаф. — Рерик уселся поудобнее и отломил кусок пресной лепешки. — Надеюсь, мой рассказ будет стоить хотя бы этого угощения.

Глава 32

Признаться, чего-то в этом роде я и ожидал. Почти все истории северян оказывались прямо или косвенно связаны с конунгом Бьерном Серым Медведем — и Рерик не был исключением. Десятки лет он правил островом Эусвиком — не таким громадным, как Барекстад, но богатым и лесом, и пушниной — и называл себя хёвдингом. Кажется, это означало что-то вроде вождя. Причем вождя свободного, в отличие от ярлов и тэнов, которые преклоняли колено перед конунгами… И именно от конунгов, а точнее, от Серого Медведя — в Эусвик пришла беда. Однажды на рассвете в море показался полосатый парус, который принес в дом Рерика того, кто назвался человеком конунга. Рерик принял гостя, как подобает, но на второй день тот передал хозяину послание от Серого Медведя. Конунг предлагал Рерику принять из его рук меч… и Эусвик. Править собственным домом, но уже не хёвдингом, а ярлом. Или сражаться, если Рерик откажется покориться…

— Лишь обычаи, дарованные людям Великим Отцом, помешали мне, — прорычал сэконунг, сжимая огромые — каждый чуть ли не с мою голову размером — кулачищи. — Если бы человек конунга, на север его и в горы, не был бы моим гостем, я бы выбросил его тело воронам!

— Выходит, меч из рук Серого Медведя ты не принял? — уточнил я. — И что было потом?

— Известно, что. — Ингвар вызывающе посмотрел на Айну. Похоже, эти двое никогда не уставали спорить. — Конунг ничего не забывает и никого не прощает. Готов биться об заклад, что не так много времени прошло, прежде чем в Эусвик пришел не один драккар, но на этот раз с воинами.

— Если бы я мог хотя бы встретить смерть в родном доме! — рявкнул Рерик. — Немало жен людей конунга в тот день стали бы вдовами. Но я был в море — спешил, подгоняя гребцов, чувствовал, но все равно не успел. В Эусвике меня ждали лишь пепел, сгоревшие развалины и мертвецы…

После этих слов притихли все. Даже Айна, явно готовившаяся всыпать Рерику по самое не балуй, защищая конунга, так ничего и не сказала. Дом — это всегда дом. И кому бы ты ни служил, и кем бы ни был твой враг — горе потерявшего родные истены и близких понятно любому.

— Я… я скорблю о твоей потере, сэконунг, — тихо произнесла Айна, опустив голову.

— Сэконунг… — горько повторил Рерик. — Конунг моря, лишенный крыши над головой — так я назвал сам себя, ибо не будет надо мной иной власти, кроме самого Отца Богов и Людей. С тех самых пор у меня нет иного дома, кроме драккара, нет иной земли, кроме холодного царства Ньерда. Мы поклялись мстить Серому Медведю и его людям, пока Один не призовет нас в свои Чертоги. Мой хирд стал моей семьей, но и ее меня лишил меч Рагнара Бьернсона.

И моя «Ведьма» — по крайней мере, отчасти. Передо мной на низкой лавке с кружкой в руке сидел тот, кто хотел перерезать людей Гудреда и забрать его корабль. Тот, кто отправил меня на морское дно. Тот, чьи люди — возможно — убили и Хроки, и Сакса и Синдри. Но никакой злобы я больше не чувствовал. Лишившись драккара и хирда Рерик перестал быть сэконунгом, и стал просто одиноким усталы стариком, которому больше некуда было идти.

— Ты можешь отправиться с нами в Фолькьерк.

Слова вырвались сами. Нет, конечно, я хотел заполучить на свою сторону Рерика — в опустевшем поселении покойного тэна Олафа любой боец на вес золота. А уж тем более такой опытный и могучий, как седой сэконунг. Но такого ведь не заманишь обещаниями славы или наградой. Если вообще возможно убедить старика сражаться за того, кто служит сыну его злейшего врага. Зря, зря я ляпнул — слишком рано и не то…

— Зачем? — хмуро отозвался Рерик.