Видоизмененный углерод. Такеси Ковач: Видоизмененный углерод. Сломленные ангелы. Пробужденные фурии

Он долго всматривался в меня с нечитаемым морщинистым лицом. Но в его глазах был голод, который, я знал, мне не преодолеть.

– Это подождет, – сказал он мне. – Наша главная задача – подтвердить Ее личность. Буду признателен, если никто из вас не будет называть меня по имени, пока мы не закончим.

– Опознать, – сказал я резко. Слышная большая буква в начале «Ее» начинала меня бесить. – Ты хотел сказать – Опознать, да, Кой?

Его взгляд скользнул мне за плечо, обратно на бок охотника.

– Да, это я и хотел сказать, – ответил он.

* * *

О корнях куэллизма в низших классах наговорили много, особенно за века с тех пор, как главный его архитектор умерла и удобным образом оказалась вне плоскости политических дебатов. Тот факт, что Куэллкрист Фальконер решила опираться именно на беднейшие слои рабочих Харлана, привел большинство неокуэллистов к любопытной уверенности, что во время Отчуждения набирать руководство предполагалось исключительно из этих слоев. То, что сама Надя Макита была представителем относительно привилегированного среднего класса, аккуратно замалчивалось, а поскольку она так и не получила политическую должность, главный вопрос «кто будет заправлять, когда все уляжется», так и не встал. Но живучее убеждение в сердце современной куэллистской мысли осталось, и привлекать к этому внимание в неокуэллистской компании считается невежливым.

Так что я промолчал по поводу того, что явка на нижних кормовых «Картин плывущего мира», очевидно, не принадлежала мужчине и женщине из Черных бригад с элегантными манерами, которые нас там ждали. Нижние кормовые – самые дешевые и суровые места на любом урбоплоте или морской фабрике, и никто не поселится там по доброй воле. Я чувствовал, как усиливается вибрация от двигателей «Плывущего мира», когда мы спускались в люки от более предпочтительного жилья на уровнях надстройки на корме, а когда мы вошли в квартиру, от гула уже было никуда не деться. Простая мебель, поцарапанные и побитые стены, минимум украшений четко говорили, что тот, кто здесь квартировался, много времени дома не проводил.

– Прошу прощения за обстановку, – сказала женщина учтиво, впустив нас в апартаменты. – Это только на одну ночь. Двигатели близко, поэтому прослушать нас практически невозможно.

Ее напарник провел всех к стульям вокруг дешевого пластикового стола с напитками. Чай в разогретом чайнике, разные суши. Очень формально. Пока мы усаживались, он говорил.

– Да, также мы меньше чем в ста метрах от ближайшего внешнего ремонтного люка, где вас всех заберут завтра утром. Скиммер подведут под несущие балки между шестым и седьмым килями. Вы спуститесь прямиком на него, – он кивнул Сиерре Трес. – Даже с травмой это не составит труда.

Во всем чувствовалась отрепетированная компетентность, но, пока он говорил, его взгляд все время смещался к женщине в теле Сильви Осимы, а потом резко отрывался. Тем же самым занимался Кой с самого мига, когда мы спустили ее с «Флирта с ангельским огнем». Только женщина из Бригады, кажется, держала взгляды и надежды под настоящим контролем.

– Итак, – начала она плавно. – Я Сто Делия. Это Киёси Тан. Приступим?

Опознание.

В нынешнем обществе это такой же привычный ритуал, как вечеринки подтверждения родительства в честь рождения ребенка или повторные свадьбы, чтобы закрепить старые отношения пары в новых оболочках. Отчасти стилизованная церемония, отчасти сессия ностальгии в духе «а помнишь, когда…». Опознание различается и формами, и формальностями от мира к миру, от культуры к культуре. Но на каждой планете, где я был, это уважаемый аспект социальных отношений. Не считая дорогих высокотехнологичных психографических процедур, это единственный способ доказать нашим друзьям и семье, что, несмотря на наши тела, мы именно те, за кого себя выдаем. Опознание – важнейшая социальная процедура, которая определяет переменчивую личность в современном мире, и не менее важная для нас, чем для наших предков из прошлого тысячелетия – подписи и отпечатки пальцев.

И это когда речь идет об обычных гражданах.

Для полумифических героических фигур, вернувшихся – возможно – с того света, это в сто крат значительнее. Сосеки Кой, когда садился, заметно дрожал. У его коллег были более молодые оболочки, и они не так выдавали свои чувства, но, если взглянуть глазами чрезвычайного посланника, в неуверенной, чрезмерной жестикуляции, а изредка и в надломленном голосе из пересохшего горла виделось то же напряжение. Этим мужчинам и женщине, однажды принадлежавшим к самым страшным повстанческим силам в планетарной истории, вдруг в пепле прошлого блеснула надежда. Они смотрели на женщину, которая заявляла, что она Надя Макита, глазами, в которых читалось, что на кону стоит все, что у них есть.

– Это честь, – начал Кой, затем замолчал, чтобы прочистить горло. – Это честь – говорить о тех событиях…