Вихрь

Полицмейстер принял Петра Петровича, «в виду теперешних отношений губернатора», немедленно, стараясь быть как можно «корректнее»…

Он любил говорить:

– В нашем деле корректность – это всё.

Полицмейстер «самым корректным образом» указал Петру Петровичу на стул и пододвинул ему серебряный ящик с папиросами:

– Дюбек выше среднего. Не угодно ли?

XVI

– Благодарю вас! – Пётр Петрович мягко отодвинул серебряный ящик с папиросами. – Я приехал к вам по чрезвычайно неприятному делу. Вам, конечно, известно, что вчера чёрная сотня…

Полицмейстер сделал безумно удивлённое лицо:

– Виноват-с! Как вы сказали?

– Чёрная сотня!

– Не слыхал-с!

Полицмейстер с недоумением пожал широкими плечами:

– Приходилось, действительно, в некоторых бьющих на сенсацию уличных листках видеть такое название. От некоторых бьющих на популярность адвокатишек, докторишек, учителишек…

Пётр Петрович добродушно улыбнулся:

– Ну, милый г. полицмейстер, нельзя же требовать, чтобы все люди были полицейскими! Можно позволить, чтоб люди были и докторами, и адвокатами, и учителями. Я не знаю, как вы называете. Но «чёрной сотней» эти банды зовёт не несколько листков, а все русские газеты, за исключением трёх-четырёх. Точно так же зовут их не некоторые доктора, – или «докторишки», на полицейском языке, – а вся Россия, опять-таки за редкими исключениями… Не перебивайте меня. О названиях мы спорить не будем. Я не за тем, конечно, к вам приехал. Так вот… Вам, конечно, известно, что эти «хулиганы», или «джентльмены», – это всё равно, – что толпа этих господ произвела вчера возмутительное безобразие у дома г. Плотникова…

– Мне известно это, как всё, что случается в городе! – с достоинством ответил полицмейстер.

Он решил «дать урок» этому господину.

– Я вас поздравляю.

– Не с чем. Этот же случай известен мне в особенности, так как только благодаря чинам вверенной мне полиции сообщники г. Плотникова, собравшиеся к нему под видом гостей, остались невредимы и избегли негодования возмущённой толпы. Это ещё один случай, когда полиция, именно полиция…

Полицмейстер снисходительно улыбнулся:

– …спасла врагов существующего порядка.

И он с гордостью выпалил:

– Странная аномалия, похожая на парадокс!

– Однако при этом парадоксе Плотникову проломили голову.

– Могло кончиться и хуже! – наставительно заметил полицмейстер.

– И полиция явилась только в три часа ночи!

– Полиция является на помощь, когда её призывают. Полиция не может насиловать людей своей помощью!

– Но им, может быть, нельзя было выбраться из дома, чтоб послать за помощью.

– Мне об этом ничего неизвестно. Вы говорите: «может быть». Значит, и вам положительно ничего неизвестно. Оставим говорить о том, чего мы не знаем, и перейдём к фактам. Мне очень прискорбно, что вам, – что именно вам – эта история передана, очевидно, в совершенно превратном освещении.

– Почему же «именно мне»?

– В виду отношений к вам г. начальника губернии, его превосходительства. Если я имею удовольствие видеть вас потому, что вы явились жаловаться на действия полиции, – я свой взгляд на это уже изложил. Я вижу в этом только новый, случай спасения полицией врагов существующего порядка. Только! Так я и доложил по начальству. На основании проверенных фактов.

– Речь идёт о шайке…

– Позвольте-с! Вот вы изволите выражаться: «шайка». Но позвольте-с! Если есть люди, которые позволяют себе кричать разные там «долой», то на каком основании я должен запрещать людям, которые кричат: «да здравствует»? Я – полицейский. Не более! Но и не менее! Ни-ка-ких «долоев» во вверенных мне районах я кричать ни-ко-му не доз-волю-с! Пресеку, и в самом начале. И об этом объявлено. Но если, несмотря на объявление, тем не менее, позволяют себе кричать, то у других может явиться совершенно естественно желание кричать «да здравствует». Кажется, логично? И что тут может поделать полиция? И как гг. либералы протестуют против этого, – решительно не понимаю. Кажется, по законам либерализма прежде всего-с: свобода!

– Речь идёт не о крике, а о камнях.

– До за до-с, как говорится-с. И к этому гг. поклонники свободы должны быть приготовлены. На днях, в собрании «истиннорусских людей» присяжный поверенный Чивиков…

– Бывший!

– Он ведёт дело о восстановлении его в сословии. Присяжный поверенный Чивиков очень дельно и толково сказал: «Что ж они думают? Мы не выстроим консервативных баррикад?» Выстроят!

– Мы отвлекаемся от предмета.

– Позвольте-с. Нет-с. Позвольте мне изложить программу. Развернуть, так сказать. Тогда вы наглядно увидите, что вы, извините меня, ошибаетесь. Не по своей воле! Я не говорю! Вас ввели в заблуждение злонамеренные лица.

– Благодарю вас за оправдания, я в них не нуждаюсь, – вспыхнул Пётр Петрович, – и попрошу вас быть поосторожнее в выражениях. Мне сообщило обо всём этом лицо, о котором я не позволю… моя жена!

Полицмейстер «корректно» склонил голову.