Вихрь преисподней

«Здесь кругом должен быть я!» – думал он. Впрочем, нет... «Думал» – это значит, что человек в измятом коричневом костюме очень много думал именно про это, именно про то, что кругом должен быть он. Но на самом деле так не было: он должен был найти ключи, он нервничал, он непрестанно смотрел себе под ноги, он пытался вспомнить во всех подробностях, каким маршрутом они шли, по какой стороне аллеи, где он нагибался, чтобы поднять с земли веточку... Черт возьми, разве мыслимо ли это – вспомнить такие подробности! Пусть даже прошло времени меньше двух часов.

Ключи, конечно же, не находились. Никак, упорно, назло не находились, несмотря на то, что сотрудник транснациональной корпорации в измятом коричневом костюме все дальше и дальше брел тем маршрутом, которым они не так давно двигались по парку вместе с коллегой в темно-синем пиджаке.

Когда человек в измятом коричневом костюме прошел вдоль всего маршрута один раз, он подумал, что нет ничего странного в том, что он не нашел ключи. Ведь он прошел маршрут только один раз. Всего один раз! Этого не достаточно, потому что в этот один единственный раз можно и пропустить ключи, которые при этом, вполне вероятно, валяются где-то на самом видном месте. А он их просто не заметил! Надо вернуться обратно в исходную точку, ко входу в парк и, возвращаясь, все так же внимательно смотреть себе под ноги... Он понимал, что это нелепо и глупо: ходить туда-сюда по парку и разглядывать дорожки. Но человек в измятом коричневом костюме настолько расстроился из-за того, что он потерял ключи от сейфа представительства, что был совершенно не в состоянии взять себя в руки: каждому знакомо это чувство – с одной стороны уже знаешь, что все, наверняка, бесполезно, что не на что больше надеяться, что надо остановиться, а с другой стороны, все продолжаешь и продолжаешь упорствовать, и на душе от этого все тоскливее и тоскливее.

Пройдясь по третьему разу вдоль всего маршрута их с коллегой прогулки, человек в измятом коричневом костюме решил схитрить – зайти в маленькое кафе, приютившееся в одном из уголков парковой чащобы.

Он решил, что посидит в кафе некоторое время, постарается успокоиться, подумает. Это и не будет полусумасшедшим хождением по одному и тому же ма ршруту, но и из парка он, тем не менее, не уйдет, а значит, еще не... пока еще не наступит момент окончательного расставания с надеждой найти утерянные ключи и тем самым спастись от ужасной неприятности. Его немного пугало это маленькое парковое кафе, довольного убогое снаружи и, вполне возможно, таившее внутри какие-нибудь опасности для случайного посетителя. Что за люди могут быть там, внутри, что за посетители?.. Впрочем, он надеялся, что никаких посетителей там нет.

Так оно и оказалось: он вошел в кафе, в маленьком зальчике было совершенно пусто, никого из обслуги тоже видно не было. Он сел за ближайший к двери столик, но к нему так никто и не вышел. Он мог сидеть и смотреть через окно на парк.

Такого с ним еще не случалось! Такой рассеянности: потерять ключи от сейфа представительства! Должно быть, он переутомился с этими впечатлениями от ужасных террористических актов. От слишком сильных впечатлений зашел ум за разум, он перестал вообще что-либо соображать, стал невнимателен, выронил ключи... Как в страшном сне в эти мгновения перед окном проплыло невыразимо жуткое лицо двигавшегося вдоль фасада кафе человека. Человеку в измятом коричневом костюме трудно было бы выразить словами, чем ужасно это лицо: не своими ли размерами? Оно было очень маленьким, словно бы детским. Но с другой стороны – это было лицо не ребенка, а мужчины, но и не карлика. Смертельно бледное, с большими темными глазами. Они смотрели куда-то вдоль фасада. Лицо прошло перед окном... и все.

Человек в измятом коричневом костюме сидел не шевелясь.

Раздалось какое-то звяканье железа об железо – со стороны двери. Он расслышал следом звук проворачиваемого в замке ключа. Раз, два... Потом наступила тишина... Человек в измятом коричневом костюме по-прежнему сидел не шевелясь... Ветви деревьев в парке перед окном болтались из стороны в сторону. Дул ветер, но звук его сюда не проникал. Где-то не так далеко отсюда застыли, должно быть, лошадки разрисованных разноцветными красками каруселей. Веселые, радостные детские лошадки. Каруселька!.. Веселая и радостная каруселька его детства! Что-то невыразимо тоскливое должно было быть в этот момент в тех самых карусельках, которые были совсем неподалеку отсюда. Он не придет на них, не залезет на лошадку – она слишком маленькая, а он теперь слишком большой, чтобы кататься на такой маленькой детской лошадке.