Крестоманси отвернулся от моря и поглядел на нее. Он был явно удивлен.
— Моя дорогая юная леди, вы вовсе не стараетесь рассказать мне все как можно лучше. Видите ли, я тоже читаю газеты. Вы пытаетесь всучить мне тот же вздор, что и «Тайме», и «Кройдонской газете», и «Народному Ежемесячнику», и, несомненно, бедняге Разумбергу. Вы говорите, что сны приходят к вам когда им угодно — но строго по полчаса каждый день и что вы никогда не знаете, куда отправитесь и что произойдет, — но прекрасно умеете управлять своими снами. Ведь все это сразу не может быть правдой, вам не кажется?
Кэрол стала двигать браслеты на руке туда-сюда, стараясь успокоиться. Это оказалось непросто, потому что солнце было ужасно жаркое, а визг, доносившийся из бассейна, — ужасно громкий. Кэрол всерьез задумалась, а не уволить ли Мелвилла и не сделать ли злодея в следующем сне из Крестоманси, и тут вспомнила, что следующего сна запросто может и не быть, если Крестоманси не придет ей на помощь.
— Я вас не понимаю, — заявила она.
— Что ж, тогда перейдем к разговору о самих снах, — рассудил Крестоманси. Он указал с террасы вниз, на голубую-голубую воду в бассейне. — Вот моя воспитанница Дженет. Это та светловолосая девочка, которую все остальные как раз сталкивают с трамплина. Она любит ваши сны. Она приобрела все девяносто девять, хотя, боюсь, Джулия и мальчики относятся к этому весьма презрительно. Они говорят, что ваши сны — сплошная слезливая муть и вечно одно и то же.
Разумеется, Кэрол была глубоко обижена тем, что ее сны называют слезливой мутью, но она сочла за лучшее этого не высказывать. Она снисходительно улыбнулась фонтану брызг, в котором скрылась Дженет.
— Дженет надеется, что, когда мы завершим нашу беседу, у нее будет возможность познакомиться с вами, — сообщил Крестоманси. Кэрол улыбнулась еще шире. Она обожала знакомиться с поклонниками. — Когда я узнал, что вы приедете, — добавил Крестоманси, — я попросил у Дженет вашу дорожную подушечку самой последней модели.
Улыбка Кэрол стала несколько уже. Людям вроде Крестоманси ее сны вряд ли понравятся.
— Мне понравилось, — признался Крестоманси. Улыбка Кэрол стала шире. Отлично! — Но, знаете ли, Джулия и мальчики правы, — продолжал Крестоманси. — Ваши хеппи-энды действительно весьма слезливы и пошловаты, и всегда происходит одно и то же. — При этих словах улыбка Кэрол снова стала заметно уже. — Однако в целом сны невероятно динамичны, — заметил Крестоманси. — Много действия и очень много народу.
Эти толпы мне нравятся — в рекламе вашей продукции это называется «тысячеликая труппа», — однако, честно говоря, декорации у вас, на мой взгляд, не слишком убедительны. Арабский антураж в девяносто седьмом сне просто ужасен, даже если сделать скидку на юные лета автора. С другой стороны, ярмарочная площадь в последнем сне несет на себе отпечаток подлинного дарования.
К этому времени улыбка Кэрол становилась то узкой, то широкой с такой частотой, что куда там дублинским улочкам. И поэтому ее едва не застало врасплох, когда Крестоманси вдруг сказал:
— И хотя вы сами в своих снах никогда не появляетесь, многие ваши персонажи кочуют из сна в сон — в разных обличьях, разумеется. Я насчитал примерно пять-шесть актеров на главных ролях.
Это было слишком близко к тому, о чем Кэрол не говорила даже мамочке. И едва ли такое приходило в голову газетчикам.
— Но таковы законы снов, — покачала головой Кэрол. — Я же всего лишь око...
— Да-да, это вы говорили «Гардиан», — подтвердил Крестоманси. — Если там именно это имели в виду под мудреным словом «Окка». Теперь я понимаю, что это, должно быть, была опечатка. — Вид у него стал совсем отрешенный — к большому облегчению Кэрол, потому что Крестоманси, по всей видимости, не замечал, как она расстроена. — А теперь, — продолжал он, — я полагаю, что вам пора поспать, а я посмотрю, почему ваш сотый сон настолько не заладился, что вы решили его не видеть.
— Да нет же, все было как надо! — запротестовала Кэрол. — Просто сон не приснился...
— Это вы так говорите, — отмахнулся Крестоманси. — Закройте глаза. Вы можете вздремнуть, если вам хочется.
— Но как же... Как же так — спать прямо посреди визита? — поразилась Кэрол. — И... и еще дети в бассейне ужасно шумят!
Крестоманси небрежно коснулся пальцами плиток, Кэрол увидела, как он поднимает руку, словно бы тянет что-то снизу вверх. На террасе стало тихо. Кэрол видела, как внизу плещутся дети, рты у них открываются и закрываются, но до ее ушей не долетало ни звука.
— Ну что, кончились у вас предлоги? — поинтересовался Крестоманси.
— Никакие это не предлоги! А как вы собираетесь определить, снится мне сон или нет, без грезографа с катушкой и мага-сонника, который прочел бы запись? — ехидно спросила Кэрол.
— Ах, осмелюсь предположить, что прекрасно обойдусь и без них, — заметил Крестоманси. Он сказал это мягко, даже сонно, но Кэрол вдруг вспомнила, что он — самый главный чародей на свете и вообще персона куда важнее ее самой.