Вихри волшебства

Фрэнсис снова стукнул по столу и рявкнул:

— Мелвилл!

А питом все разом закричали:

— МЕЛВИЛЛ!!!

И только тогда Мелвилл повернулся от плиты, держа в одной руке сковородку, а в другой — листок бумаги.

— Не хотел, чтоб помадка подгорела, — оправдался он. И вручил бумагу Кэрол: — Держи, душечка. Не я это придумал, но не хотелось всех подводить.

К этому времени Кэрол уже прислонилась к двери и потихонечку плакала. Этот сон обернулся сущим кошмаром.

— Люси! — в отчаянии позвала она. — Люси, ты что, тоже с ними?

— Не трогай ее, — велела Марта, которую Кэрол мало-помалу начинала крепко недолюбливать. — Люси достаточно перенесла. Во всех ролях ей приходилось быть игрушкой, прихотью, собственностью мужчин. Правда, лапочка моя? — спросила она Люси.

Люси подняла взгляд.

— Никому не понять, — уронила она, печально глядя в стену. — Ненавижу Фрэнсиса. А мне вечно приходится идти за него замуж и жить ща... час... часливо до конца дней...

Фрэнсиса это, конечно, взбесило.

— И я тебя ненавижу! — заорал он, вскакивая.

Стол с грохотом опрокинулся, и стаканы, монеты, бутылки и свечи тоже полетели на пол. В темноте началась ужасная неразбериха, но дверь за спиной у Кэрол все-таки распахнулась, и она со всех ног кинулась прочь...

...И обнаружила, что опять сидит в шезлонге на залитой солнцем террасе. В одной руке у нее была бумажка, а зонтик скатился к ногам. К большому своему огорчению, Кэрол обнаружила, что на голубом платье остался длинный липкий потек чего-то похожего на карамельную помадку.

— Tonino! Vieniqui! — крикнул кто-то.

Кэрол обернулась и увидела, что Крестоманси возится со сломанным шезлонгом, а вокруг толпится куча людей, которые хотят обойти его и убежать по ступеням вниз. Поначалу Кэрол никак не могла понять, что это за люди, пока не заметила среди них Фрэнсиса, а потом Люси: та одной рукой стиснула горлышко бутылки, а другой вцепилась в Нормана — того человека, который сидел на ящике и которого Кэрол увидела первым. Остальные, наверное, тоже из тысячеликой труппы, решила она. Кэрол все еще соображала, что же произошло, когда Крестоманси бросил сломанный шезлонг и остановил последнего оставшегося на террасе.

— Извините, сэр, — обратился к нему Крестоманси. — Не будете ли вы так любезны перед уходом объяснить, что происходит?

Это был Мелвилл — по-прежнему в засаленном переднике; узкой злодейской ладонью он разгонял дымок над сковородкой и глядел на свою помадку с горестным выражением узкого злодейского лица.

— Безнадежно пригорела, — вздохнул он. — Вы спрашиваете, что происходит? Ну, видите ли, это брожение в тысячеликой труппе началось примерно тогда, когда Люси влюбилась в Нормана, так что не исключено, что все затеял именно Норман. Они жаловались, что у них нет ни малейшей возможности жить нормальной человеческой жизнью, и Пол их услышал. Понимаете, Пол весьма честолюбив, и он, как мы все, сознавал, что Фрэнсис на самом деле не создан для роли героя...

— Конечно нет. У него безвольный подбородок, — согласился Крестоманси.

Кэрол ахнула и совсем было собралась решительно возразить — и тогда бы не обошлось без фонтана слез, — но тут вспомнила, что небритый вялый подбородок Фрэнсиса под длинной сигарой действительно выглядел как-то неубедительно.

— Ну что вы, при чем тут подбородки? — отмахнулся Мелвилл. — Только посмотрите на мой — а ведь я не больше негодяй, чем Фрэнсис — герой-любовник. Но и у Фрэнсиса есть склонность к вздорным выступлениям, и Пол умело на этом сыграл, а в этом ему помогли Бимбо и его виски, а Люси была на стороне Пола, потому что ее уже тошнило от вечных оборочек и необходимости липнуть к Фрэнсису. Они с Норманом решили завести ферму. А Марта, девушка, по моим представлениям, донельзя легкомысленная, примкнула к ним, потому что ей до смерти надоело постоянно прибирать на сцене. Ну а потом они все пришли ко мне.

— А вы отказались? — уточнил Крестоманси.

— Да, и я упорствовал все время, пока создавались «Горбун из Монте-Кристо» и «Арабский рыцарь», — признался Мелвилл, танцующей походкой пересекая террасу, чтобы пристроить сковородку на балюстраде. — Видите ли, я очень люблю Кэрол и ради нее готов играть троих мерзавцев разом, если она этого захочет. Но когда она начала делать сон о ярмарочной площади сразу после «Лондонского тирана», мне пришлось признать, что все мы катастрофически переутомились. Ни у кого из нас не было ни секунды на личную жизнь. Вот это да, сэр, — добавил он. — Гляньте-ка — по-моему, тысячеликая труппа готовится отпраздновать это так, что будьте нате...

Крестоманси подошел к нему и облокотился на балюстраду, чтобы посмотреть вниз.

— Боюсь, вы правы, — кивнул он. — А как вы думаете, почему Кэрол заставляет вас так много и тяжело работать? Честолюбие?