Викинг

– Какая? – спросил Фроди коротышку, – Ты что, ублюдок, много видел таких красоток? Скажи спасибо, что лицезришь ее. Это тебе не вдова-потаскушка, а дочь бонда, уважаемого к тому же. И невеста Кари… Понял?

Фроди опустился на корточки перед девушкой и погрузил свои пальцы в ее шелковистые волосы.

– Все это шутка, – сказал он хрипло (эта хрипота возвращалась к нему каждый раз, когда он волновался). – Гудрид, встань и оденься. Слышишь?

Нет, она ничего не слышала. Тело ее вздрагивало, и Фроди решил, что она жива-целехонька, что все эти рыдания – обычное женское притворство. Или же от страха. Что тоже возможно.

– Одевайся и уплывай отсюда!

Гудрид застыла.

«Ага, попалась», – подумал Фроди и сказал вслух:

– Уплывай. Это говорю тебе я, Фроди.

Она обратила к нему заплаканное, бледное, вдруг постаревшее лицо. В ее глазах были мольба, надежда, недоверие… Все вместе…

– Да, уплывай, – продолжал Фроди. – Эти негодяи тебя не тронут.

Она не верила своим ушам.

– Только с одним условием…

«Каким?» – спросил ее тусклый взгляд.

– Ты будешь моей. Сейчас же. Безотлагательно. И я женюсь на тебе. И ты будешь жить как жена богатого бонда. Да что там бонда! Как жена конунга. Не какого-нибудь конунга-замухрышки, а который с достатком…

«Нет!» – решительно сказали ее глаза.

– Скоро сюда явится Кари… – пролепетала она.

– Дура! – прикрикнул Фроди. – Он давно уже здесь. Теперь пеняй на себя! Эй, ребята! К делу! Первым буду я. Затем Эгиль, а дальше – как кому повезет. Добыча прекрасная! Клянусь Одином!

XIII

– Ну, что она там? – недовольно спросил брата Фроди.

– Льет слезы.

Фроди стоял по пояс в воде.

– Была без изъяна, – заметил он. – Можно подумать, что я участвовал в кровавой сече.

Эгиль махнул рукой.

– Пусть благодарит богов – не каждая удостаивается сразу пятерых.

Четверо мужчин поплескались в воде и оделись. Только тогда к ним присоединился коротышка. Он подошел, чертыхаясь, и сказал:

– Мне кажется, что мне досталась мертвая.

– От этого еще ни одна девушка не умирала, – сказал Эгиль.

– Это верно! – Фроди вылез из воды. – Однако меня замучила. Мне казалось, что я взламываю дубовую дверь, запертую на щеколду.

Коротышка сказал:

– Надо все-таки посмотреть – жива ли.

– Ты смотри. Ведь ты был с нею последним.

– Я был предпоследним, и тогда она была жива, – сказал рыжий дылда. – Она даже укусила меня за руку.

– Видишь, – обратился Эгиль к коротышке. – Если она мертва, то в этом, значит, повинен ты.

– Да погодите вы! – проворчал Фроди. Он пошел на лужайку и вскоре вернулся. – Она живее нас с вами. Я на нее накинул платье. Как-никак невеста!

– Чья?

– А того, который привязан к дереву.

– Он все видел.

– Это хорошо. Жених должен увериться, что невеста его целомудренна… Была!

Мужчины загоготали.

– Ладно, – сказал Фроди. – Пора домой. Мне кажется, что урок пойдет на пользу этому Кари.

– А если призовет на тинг? – спросил Эгиль.

– На тинг? Пожалуйста! – отозвался Фроди. – Тинг есть тинг.

– И мы явимся?

– Почему бы нет?

– А что делать с ним сейчас?

– С Кари, что ли?

– Меня это мало беспокоит, – сказал Фроди. – Развяжите ему руки, а кляп сам изо рта достанет. А дальше пусть поступает с невестой как ему заблагорассудится.

На том и порешили.

Коротышка разрезал мечом веревку. И вскоре все пятеро исчезли в лесу.

Кари достал изо рта вонючую тряпку и повис на веревке, охватывающей поясницу. Он все больше клонился к земле, а Гудрид лежала без чувств на мягкой и теплой траве.

Потом Кари пришел в себя. Первая мысль, первое желание: убить себя, всадить в сердце меч. Зачем ему жить теперь?

Он ничего не видел все время – плотно закрыл глаза. Но не мог он заткнуть себе уши – он слышал все. Нет, он должен умереть!

Кари с трудом развязывал прочную веревку, от которой вздулись и онемели ноги.

А спустя еще несколько мгновений он плелся к лужайке, к ней, к своей Гудрид. Не ведая зачем, повинуясь некой силе, словно лунатик…

С первого взгляда Кари решил, что Гудрид мертва, и почел это за благо. Но, опустившись на колено, убедился, что Гудрид жива, точнее – что в ней теплится еще то, что называют жизнью. Лицо ее было мертвенно-бледным, с кровавыми подтеками на щеках и на шее. Он бессознательно направился к воде и принес ее в кожаной шапке. Вылил всю на лицо Гудрид.

Она вздрогнула. Сквозь мутную пелену увидела его. И нашла силы, чтобы приказать:

– Уйди! Не смотри на меня!

Он стал к ней спиной и зашептал:

– Гудрид, я слышал все. Я был привязан к дереву, во рту у меня был кляп… Гудрид, ты должна жить…

– Жить! – сказала она, рыдая. – Жить? Для чего?

Он не знал – для чего…

Она всхлипнула и затихла. Он медленно повернулся к ней.

– Отвернись! – приказала она шепотом.

– Гудрид, я отомщу и за тебя, и за себя.

– Зачем?

– Чтобы уехать потом из этой проклятой страны. Чтобы бежать отсюда! Тейт был прав, но я не послушал его: надо было бежать. Бежать вместе с тобою.

Она плакала, плакала навзрыд. А он не успокаивал ее. Можно ли успокоить девушку, ставшую добычей зверья?

– Плачь, – советовал он, – плачь и не жалей себя. Со слезами уходит горе. Хочешь, и я поплачу вместе с тобой?