Викинг

— Кари, ты молод. Есть в тебе привлекательность, которая подобает мужчине. А душа твоя чиста, и глаза твои видят только то, что освещено весенним солнцем. Я тебя сравнил бы — не тебя, а твою душу, твое сердце — с чистой поверхностью гранита, на которую еще не нанесли таинственные знаки. Это отличает тебя от многих других в лучшую сторону, но кое в чем и вредит тебе. Пойми, я это говорил не раз: трудно в наше время на нашей земле человеку чистому, честному, доброму.

— Я, как видно, кому-то мешаю…

— Именно! — Скальд снова ударил ладонями по коленям. — Мешаешь и даже очень.

— Что же делать, уважаемый Тейт?

Тейт не задумывается:

— Бросить ее!

— Кого?

— Гудрид!

— Бросить?.. Как?.. Куда?.. Она же не щепка, не камень.

— И тем не менее — бросить!

Если Кари не сразу понял тех всадников, то еще загадочнее выглядел нынче скальд. О чем он говорит? И что значит «бросить Гудрид»?

Скальд пояснил. Оп пытался вразумить молодою человека.

— Бросить — значит оставить в покое.

— А разве она не в покое?

— Но ведь ты-то с ней о чем-то говорил?!

— Говорил.

— О чем же?

Кари пытался вспомнить. А скальд ждал, что скажет Кари. И он дивился тому, что так долго можно вспоминать то, что совсем недавно говорил возлюбленной.

— Она стояла поодаль… Она собирала цветы!.. Дала мне понюхать их… Она стояла вон там, а я вот здесь… — Кари точно обозначил места.

— Постой, — перебил его скальд. Он поморщился, как от очень кислой, неспелой морошки во рту. — Ты совсем не о том… Ты стоял… Она стояла… Я спрашиваю не о том. О чем же был разговор? Ты объяснился в любви?

Кари, кажется, испугался.

— В любви?! — воскликнул он. — Что ты! Этого у меня не было в мыслях! Я смотрел на нее… Светило солнце… Зелень вокруг…

Скальд чуть не расхохотался.

— При чем тут солнце? При чем зелень?

— Да, еще про лодку шел разговор меж нами.

— Про какую это лодку?

— На какой приплыла на лужайку Гудрид.

— И зачем далась тебе лодка?

— У нее была течь…

Опять себя хлопнул по коленям скальд.

— Нет, ты просто мальчик! Я спрашиваю про любовь, а ты — про лодку, про какую-то течь. — Скальд глубоко вздохнул. — Ладно, слушай… Видимо, кто-то из этих, ну, из тех самых головорезов с Форелевого ручья домогается твоей Гудрид. Жениться хочет. Так я полагаю. А ты стал поперек. Это понятно?

Кари чувствовал себя неловко. Никого с Форелевого ручья он не знал по-настоящему. Да и Гудрид ни о ком ни словом не обмолвилась ни разу. И ни на чьей дороге он, Кари, не стоит. У каждого своя дорога. Вот и все!..

— О, великий О́дин! — Скальд воздел руки к небу. — Что слышат мои уши?! Разве я не предупреждал тебя?

— О чем, Тейт?

— Что живем мы в страшном мире.

— Я помню…

— Нет, ты ничего не помнишь!.. Уразумей одно: тебя предупредили. Тебе сказали: уйди с дороги!

Кари поднял булыжник и швырнул его в воду. Далеко полетел камень.

Скальд усмехнулся:

— Силенок у тебя достанет… А вот ума?

— И ума! — самонадеянно сказал Кари.

Скальд скорбно покачал головой: мол, это большой, очень большой вопрос. Ум и сила — вещи разные.

Тейт сжимает пальцы в кулак, аж хрустят суставы. Он говорит наставительно:

— Хорошо вот так: ум и сила! Только так!

— Так что же мне делать, уважаемый Тейт?

Скальд подымается с места, кладет руку на плечо Кари и идет с ним к самому краю воды. А потом — вдоль воды. Он не спешит с советом. Обдумывает слова.

— Вот что, Кари, — говорит он. — Первое: уплывай на рыбную ловлю. Это пойдет тебе на пользу. Второе будет посложнее: не ходи ты на эту зеленую лужайку…

— Как?! — Кари застывает.

— Просто: не ходи! Поищи себе другую.

— А Гудрид?

— Разве она одна на свете?

Кари хватает скальда за руки, сильно сжимает их и, чуть ли не плача, восклицает:

— Одна! Одна! Одна!

IX

Корабль Гуннара уже неделю стоял на берегу. Его общими усилиями — Гуннара, Кари и соседей — вытащили из сарая, где он пробыл всю зиму. Соседи Гуннара, по имени Скамкель, сын Траина, и Map, сын Мёрда, тоже готовили свои корабли к плаванию. Работы хватало на всех: мужчины тщательно осматривали дубовую обшивку кораблей, чинили паруса и рыболовные снасти. Женщины запасали для них еду, латали одежду, вязали теплые чулки.

Гуннар с соседями ходил не раз на север. Были удачи, случались и неудачи. Возвращаясь с уловом, порой недосчитывались одного, а то и двух — ведь море часто требует жертв. Это уже закон, так создал О́дин этот мир.

Скамкель, сын Траина, — мужчина, перешагнувший за сорок зим, многократно плававший и на юг и на север, собственными глазами видавший клыкастое чудовище, живущее во льдах, — сказал Гуннару:

— Не нравится мне твой парус. Не кажется ли тебе, что нижняя часть немного сопрела? А северные ветры как раз того и ждут.

— Вижу, — ответствовал Гупнар, — но не приложу ума, что делать.

— Отрежь эту сопревшую часть, а я дам тебе кусок крепкой ткани. Можно подумать, что такой способ не известен тебе.

Гуннар сказал на это:

— Известен, конечно. Но латаный парус — словно латаные башмаки. Разве это к лицу настоящему моряку?

— Все зависит от того, как залатать. Если хорошо пришить, так шов будет крепче целого места.

— Это верно…