— И все-таки — он молодец!
Гуннар промолчал: ведь не очень-то удобно своего собственного птенца хвалить. Пусть лучше об этом другие говорят.
Гуннар поинтересовался тем, что делается в Халогаланде и удачной ли была поездка Скегги.
— Уж куда лучше! — сказал Скегги. — Мне надо было повидать неких купцов, торгующих русскими шапками. Мы ударили по рукам — и много шапок принял я на свой корабль и отправил его в землю Халланд. Там они идут прекрасно.
— Да, пожалуй, ты поступил правильно.
— Так говорят все.
Когда ушел Скегги, напившись браги, Гуннар сказал сыну:
— Этот Скегги явился неспроста.
Кари ничего не ответил. Лишь покраснел. Гуннар не стал донимать сына расспросами или смеяться над его застенчивостью. Он только сказал:
— Ты в море смелее, чем на глазах у Скегги.
— При чем здесь Скегги?
— Нет, я просто так… — Потом отец сделал вид, что озабочен чем-то. И сказал: — Хорошо ли знаешь ты Гудрид?
— Какую Гудрид?
— Дочь Скегги.
Как ответить отцу? Сказать — нет? Сказать — да? Отец есть отец: решающее слово во всяком деле — за ним. Правда, мать тоже не бессловесна. И при всем упрямстве отца почему-то очень многое часто происходит по ее хотению. И отец, кажется, в иное время говорит ее устами.
Кари ответил так, как ответил бы скальд Тейт:
— Разве можно до конца узнать человека, особенно девушку?
— Можно, — решительно ответил отец.
— Тебе виднее, отец. Однако я слышал и кое-какое другое мнение.
— И это мнение тоже верно! — Отец рассмеялся и хотел было на этом закончить разговор. Но, видимо, передумал. И сказал, уже на самом деле озабоченно:
— К нам заходил Эгиль, брат Фроди. Они живут за Форелевым ручьем. Тебе что-нибудь говорят эти имена?
Кари представил себе битву на Форелевом ручье… Алую кровь на воде… Умирающего Ана… Звон мечей и рычание берсерков…
— Это берсерки, отец, — сказал Кари. — Бешеные.
— Верно. Я тоже так думаю.
— Я видел, как они бились…
— Да, да, помню. Может, и ты бился с ними?
— Нет. Я следил издали, из-за укрытия. Вместе с Тейтом. Ведь я рассказывал тебе.
Отец теребил бороду. Нахмурил брови.
— Мне Эгиль не понравился. И слова его не понравились… Он явился, чтобы предупредить… Но я не стал его слушать…
— Что же ему надо было?
— Ничего особенного… Он сказал, что не стоит тебе ходить на лужайку и встречаться с этой маленькой Гудрид…
— Она вовсе не маленькая!
— Возможно, Кари. Но я полагаю так: не думаю, что пришла пора жениться тебе. И еще: может, эта Гудрид способна морочить голову молодым людям?
— Никогда, отец!
— Ты слишком уверен…
— Гудрид мила и добра.
— Возможно. Но отчего же она назначает свидание Фроди на той же самой лужайке?
И отец зашагал к дому, не пожелав дослушать, что скажет сын. Только песок хрустел под его ногами да учащенно и гулко — на весь берег! — билось сердце Кари. А глаза застилала непонятная пелена — темная, противная…
II
Дело не ограничилось появлением Эгиля в доме Гуннара. Оказывается, вскоре после этого заявился к Тейту и сам Фроди. Он прискакал на коне.
Скальд в это время раздумывал над бытием, сопоставляя различные мнения о смысле жизни, и пытался составить об этом предмете собственное мнение.
Тейт удивился: отчего это занесло в его берлогу неистового Фроди? Фроди наверняка знает, куда следует направлять свои стопы. Просто так, по случайности он не спустится с коня, не затруднит себя ненужным разговором.
Свежий шрам пересекал его левую щеку, подобно расщелине на гладкой поверхности. Глаза его были пусты, по ним нельзя было определить — хотя бы приблизительно, — с какими намерениями он явился в лесную избушку.
Фроди стоял посредине комнаты, чуть не упершись головою в потолочную балку. Он молча разглядывал полутемное помещение, словно пытался обнаружить еще кого-нибудь кроме самого хозяина.
Тейт слегка повернул голову в сторону Фроди, словно ждал его.
— День настоящий летний, — сообщил Фроди, продолжая свой осмотр.
Тейт молча наблюдал за непрошеным гостем.
Фроди был вооружен тяжелым мечом. А на правом бедре у него в прочном деревянном футляре, обшитом оленьей кожей, болтался нож с костяной рукояткой. Грудь Фроди воистину богатырская. Такая встречается только у настоящих берсерков. И подбородок был подобающий — мощный, выступающий вперед и величиной с добрый кулак.
— Я сказал, — проворчал он, — что день сегодня настоящий летний.
— Слышал.
— Почему бы не соизволить произнести несколько слов? — все так же ворчливо продолжал Фроди.
— Не согласиться с тобой? — спокойно спросил Тейт.
— Хотя бы…
— Отчего же не соглашаться, если это так? День и в самом деле погожий.
— А я сказал — настоящий летний!
— Тоже верно.
— Подозреваю, что ты хочешь немножко поиздеваться надо мною. — Фроди уселся на скамью и нетерпеливо барабанил по столу пальцами.
— Неверно, Фроди. Если бы мне хотелось поиздеваться над тобою, так я пришел бы в дом твой и вел с тобой разговор в недозволенном, насмешливом тоне.
— Ах, вот ты о чем!
— Совершенно верно, об этом самом.
— Может, мне убраться отсюда? — Фроди возвысил голос.
— Я этого не говорил.
Фроди поразмышлял немного, сильнее забарабанил по столу и сказал: