Читаем Викинг полностью

— Я начну бродить по лесу… Может, день, может, два, а может, и неделю… Я хочу повстречать его… Хочу поглядеть на него… А тебя прошу быть рядом… Свидетелем… Не подвергая себя опасности… Просто стоять в сторонке…

Сигфус вспылил:

— Ты меня принимаешь за кого-то другого… Вот что, Кари: дело это непростое. Его не оставляют. Если оставишь ты — не оставлю я. Но, полагаю, ты не из тех… Ладно, буду с тобою… Когда?

— Что — когда?

— Когда отправляемся в лес?

— Домой я не вернусь, Сигфус. Скажи своей матери, чтобы сходила к моим и сообщила, что мы с тобою охотимся в лесу и, может, не скоро явимся домой.

Сигфус подумал. «Пожалуй, так, — сказал он себе, — а иначе невозможно. Иначе жить невозможно…»

— Я схожу к себе, Кари. Оденусь, захвачу с собой меч и еще кое-что…

Ничего не ответил Кари. Сидел себе на корточках, прислонясь спиною к частоколу. Он мысленно уже бродил по лесу, по проторенным и по нехоженым тропам. А рядом с ним — его верный Сигфус, готовый броситься на любого, кто преградит дорогу…

Очень скоро Сигфус явился настоящим воином — грозным, ладным, готовым к битве. Перед ним Кари казался крестьянином с мотыгой в руке…

Сигфус забросил за плечи небольшой мешочек и направился к лесу. К тропе, что вела в самую глухомань…

<p>II</p>

Скальд Тейт был не один. Вместе с ним за столом сидел человек приблизительно тридцати пяти зим от роду и пил маленькими глотками брагу.

Был он сухощав, с обветренным лицом, с горбинкой на носу. Такой черноволосый, черноглазый, с голубоватыми белками. Тейт назвал его имя: Эвар, сын Транда, с острова Торгар, что на севере.

Скальд сказал, указывая на вошедшего Кари:

— Вот он и есть, который желал бы плыть вместе с тобою.

— А тот, другой? — спросил Эвар.

— Это мой брат, — ответил Кари.

Эвар подумал, что Сигфус как раз и не был бы лишним на корабле. Кари показался ему слишком долговязым. Однако молод, а молодые руки на корабле пригодятся. Кари и Сигфус от браги отказались, сославшись на неотложное дело. Они не объяснили Эвару, в чем заключается дело. А скальд был в курсе всего — и происшедшего, происходящего, и того, что еще должно произойти.

Эвар сказал:

— Море болтунов не любит. Я родился на острове Торгар, где тоже не привечают болтунов. А посему, с разрешения Тейта — доброго друга, я изложу суть своего намерения. После чего выслушаю уважаемого Кари, которого так высоко ценит Тейт. А у скальдов, как известно, сердце вещее.

— Это подходит, — сказал Кари. — В моем положении главное — дело.

Эвар поправил его:

— Во всяком положении, Кари. Хотя я не знаю, что приключилось с тобой.

— Так, ничего особенного, — ответил Кари.

А скальд счел необходимым вставить:

— Ничего особенного, Эвар, если не считать крови, слез, позора и унижения, которыми так богата наша земля.

Эвар постучал пальцами по столу. Что-то хотел сказать, но промолчал.

А Сигфус сказал:

— Наша земля, как говорят старые люди, никогда не была скудна унижением и позором, но особенно в этом отношении отличилась она в наши дни.

Тейт развил эту мысль, добавив, что можно натягивать тетиву на луке до определенного предела, после чего она разрывается. Или ломается сам лук. Тетива — это человеческое сердце. Можно человека унижать до определенного предела. А потом лопается, но не сердце, а терпение… Эвар сказал, что можно, конечно, сидеть и ждать у моря погоды. То есть сидеть и ждать, когда лопнет это самое людское терпение и жизнь переменится к лучшему. Можно — а может быть, и должно — на жестокость отвечать жестокостью. В земле Наумудаль, сказать к слову, зим десять назад перебили не менее дюжины богатых бондов, а конунга сожгли живьем. Но ничего путного из этого не вышло: появились новые богатеи и новый конунг…

— Нет, — заключил Эвар, — надо уходить отсюда. Больше того — бежать! И чем скорее — тем лучше! Вот мое мнение!

— И мое, — присоединился к Эвару Тейт.

Он продолжал:

— Я давно говорю Кари: жизнь крайне запутанна, люди запуганы, бедность — в каждом уголке, и из каждого угла на тебя незримо направлено копье или лезвие меча. Разве это жизнь?..

Эвар глотнул браги. И одобрительно закивал головой. Потом сказал:

— Мы никого не уговариваем.

Сигфус посмотрел на брата. Тот сказал:

— Уговаривать некого и незачем. Я пришел, чтобы поговорить о сроке. Только о сроке.

— Он не один, — сказал Тейт. — С ним жена.

— Да, — подтвердил Кари.

Эвар поморщился:

— С женщинами всегда хлопоты… Но если речь идет о бегстве…

— Только о нем, — сказал Кари.

Тейт подивился перемене, происшедшей с его молодым другом: за сутки он стал неузнаваем. Сколько морщин пролегло на его лбу? Сколько же зим прибавилось? Сколько седин? А голос? Ведь и голос сделался другим. Это голос не того, не позавчерашнего Кари, но другого, вдруг возмужавшего. И в глазах его зажглись огоньки, которых прежде не замечалось. Верно сказано: обстоятельства меняют человека, а испытания мужчину делают настоящим мужчиной.

Тейт сказал, обращаясь попеременно то к Эвару, то к Кари:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза