Читаем Викинг полностью

Она молчала.

— Я спрашиваю, Гудрид: могу посвататься к тебе?

— Нет, — сказала Гудрид тихо.

— Почему?

— У меня есть жених.

— Этот Кари?

— Да.

Фроди сказал:

— Не только жених, но и конунги порой исчезают неведомо куда. Я уже не говорю об иных незадачливых берсерках. Я, к счастью, к ним не причисляю себя.

Он попытался улыбнуться во всю ширь своего круглого лица.

— Фроди, — сказала девушка, стараясь не глядеть на берсерка, — я — чужая. Ты это знаешь…

— Откуда мне знать?

Девушка набралась духу и выпалила:

— Я выйду замуж только за Кари.

— Подумай, Гудрид…

— Подумала.

— Тебе известно имя моего отца?

— Да.

— Ты знаешь, где я живу?

— Да, знаю.

— И то, как мы богаты?

— Да, знаю.

— Что конунг нашего края часто гостит у нас?

— Тоже знаю.

Он повертел головой, точно отгонял назойливую комариную стаю:

— Значит, ты все знаешь обо мне?

— Возможно, Фроди… Но об этом поговорим потом. А сейчас мне надо плыть домой.

Фроди нахмурился. Его рыжие брови глухо надвинулись на глаза. Он отшвырнул ударом носка большой булыжник. И камень полетел, точно мяч, свалянный из бычьей шерсти. Это был недобрый знак.

— В последний раз, Гудрид: могу я посвататься к тебе?

— Разве это можно возбранить кому бы то ни было?

— Мне важно твое мнение. Тебе это ясно?

Она чуть схитрила. Это было вполне понятно в ее положении.

— Фроди, — сказала она, — разве так сватают? Это же не битва на мечах?

Он прохрипел:

— Это хуже битвы на мечах.

— До свидания, Фроди.

— Вернись!

— До свидания.

— Я сказал: вернись!

Он взял ее за руку и сильно потянул к себе.

А в следующее мгновение бросил девушку на землю. Как обыкновенное полено. У него просто иссякло терпение.

<p>XII</p>

Фроди снова свистнул, и четверо головорезов выросли перед ним как из-под земли.

— Вот она, — сказал Фроди, кивая в сторону распластанной на земле Гудрид.

Был среди этих головорезов и Эгиль.

— Не подохнет, — сказал он брату. — Эта порода живуча.

— Ей нужен Кари, — прохрипел Фроди. — Видите ли, не может она без него.

Головорезы расхохотались.

— Если это так… — начал один из них.

— Да, так! — гаркнул Фроди.

— В таком случае она получит кое-что получше, чем этот ублюдок Кари. Кари перед нами просто котенок!

— Она упряма. Заладила свое и плюет на меня, — мрачно проговорил Фроди. — Я решаю так: каждый должен получить свое.

Эгиль достал короткий, с широким лезвием нож. Он сказал, что нет надобности в особых церемониях. Пусть все увидят, как это делается…

Головорезы жадно обступили девушку. Только Фроди хмуро смотрел в сторону фиорда.

— Хозяин здесь я, — сказал он, — без меня никто даже пальцем не прикоснется к ней.

Эгиль стоял в нерешительности с обнаженным ножом.

— Кто же разденет ее?

— Ты, — бросил Фроди.

Эгиль нагнулся над Гудрид. Он потянул на себя ее белоснежный воротничок и разрезал платье до самого подола. Под платьем оказалась белоснежная сорочка из тонкого льна. Эгиль мигом разделался и с сорочкой.

Когда Фроди оглянулся, поворотясь спиною к воде, то увидел чудный комок — нежный, подавленный, но живой. И глаза увидел девичьи, полные слез, и услышал тоненький плач, напоминающий писк лесной пичуги. На большее, как видно, у Гудрид не хватало сил.

— Поставьте ее на ноги. Пусть покажется нам, какова она на самом деле. Может, и свататься не стоило.

Так сказал Фроди, и его приказание мигом было исполнено. Гудрид стояла нагая посреди залитой солнцем лужайки, и пять пар мужских глаз — похотливых до крайности — глядели на нее неотрывно.

— Шире круг! — приказал Фроди. — На такую кралю любуются с некоторого отдаления.

— Груди что надо, — сказал кто-то.

Фроди посмотрел на косоглазого, произнесшего эти слова. Тот был не только косоглаз, но и слегка горбат, что объяснялось ранением, полученным в поединке. Коричневато-красный рубец пересекал его левую щеку от подбородка до уха, во лбу зияла дырка, точнее, углубление, которое могло бы вместить голубиное яйцо.

— А что ты понимаешь в грудях, — ухмыльнулся Фроди. — Ведь ты, пожалуй, ничего и не видел, кроме кобылиц. Скажешь — нет?

Косоглазый хихикнул. Потер руку об руку, будто мыл их под струей воды. Сказал:

— Фроди, пусть я буду первым. Ты получишь золота, сколько пожелаешь.

Фроди расхохотался. Остальные — тоже.

— Золота? — спросил Эгиль. — Откуда у тебя золото? Может, ты и серебром богат?

— Богат и серебром, — произнес косоглазый.

— Постой, — обратился к нему Фроди, — ты, вечно жующий чужой хлеб, вечно подстерегающий зазевавшихся путников в лесу, чтобы ограбить их, ты — богатый человек?

— Представь себе, Фроди!

— Доказательство? — воскликнул Фроди и протянул руку.

Его дружок возмутился:

— Кто же носит с собою золото и серебро? Я еще в своем уме. Они лежат в надежном месте. Я очень богат, Фроди, и за эту кралю ничего не пожалею.

— Да погоди ты со своими похвалами! — сказал Фроди. — Эта Гудрид, чего доброго, еще возомнит о себе. Дайте посмотреть на нее с другой стороны. Та сторона сказать по правде, мне милее этой.

Под хохот своих подручных Фроди обошел вокруг несчастной полуживой Гудрид и сказал, что доволен и той, и этой стороной, что за такую, действительно, ни золота, ни серебра не жаль.

— Пожалуй, — согласился с братом Эгиль.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза