Викинг

Как видно, Белов стремился остановить Глеба, опасаясь только за жизнь друга. Тот факт, что Викинг без суда и следствия отправил на тот свет больше десятка преступников, его нисколько не волновал. К новым хозяевам жизни России он относился примерно так же, как американские колонисты к индейцам (причем, с куда большим на то основанием), и вполне мог, перефразировав, повторить знаменитую фразу «хороший новый русский — мертвый новый русский».

То, что Белов так откровенно высказался о том, о чем совсем недавно предпочитал умалчивать, поначалу несколько смутило Викинга. Трудно было вот так сразу выбрать новую линию поведения. Что делать в этой ситуации? Лгать, от всего отпираясь, бесполезно: Георгий слишком много знает. Честно и откровенно признаться? Тоже глупо: Белов сразу же станет его невольным соучастником, к тому же тогда к Глебу можно будет подобраться через Георгия. Викинг попытался замять разговор.

— Я бы не хотел говорить об этом, — сухо сказал он.

— Ну надо же, «не хотел» — буквально взвился Белов. — А мне, прикажешь сматываться из города?

— Это в связи с чем?

— А как же я смогу смотреть в глаза твоим родителям после того, как тебя пристрелят?

— Ты-то здесь при чем?

— А кто же еще толкнул тебя на эту авантюру? Да разве ж я мог себе представить, во что это выльется, когда предложил тебе поработать на меня.

— Ишь, губу раскатал — он меня подтолкнул. Закатай обратно — ты здесь ни при чем. Я сам…

Все же слишком молод был Викинг, неопытен. И если в реальных поединках просчетов практически не допускал, то в словесной дуэли, да еще с лучшим другом, вошел в азарт и тут же допустил грубейший промах. По сути дела, открытым текстом подтвердил самые худшие подозрения Белова. И усугубил их довольно неуклюжей попыткой сменить тему разговора:

— Лето на дворе. Ты бы съездил куда, отдохнул. А то нервный какой-то стал, суетишься по пустякам.

— Ничего себе пустяки. Он затеял войну со всей уголовщиной города и считает это детской забавой. Да ты хоть представляешь, какие силы против тебя ополчились!?

— Пока я вижу, что против меня ополчился мой лучший друг, у которого внезапно развилась мания преследования.

— Глеб, с тобой невозможно серьезно разговаривать.

— А как я могу серьезно разговаривать с человеком, одержимым какими-то бредовыми страхами.

— Ладно, — ледяным тоном произнес Белов. — Посмотрим, что ты запоешь, когда я подробно опишу все твои художества. А хочешь, назову имя твоей будущей жертвы?

— Вот даже как. Значит все обдумано, взвешено и даже просчитано наперед?

— Именно так.

— Может ты даже составил рекомендации, как мне лучше действовать дальше?

— На это и не надейся.

— А зря. Раз уж ты залез в эту кучу, так не поучай, стоя с умным видом по уши в дерьме, а помоги его разгрести. Только учти: я не потерплю никакой самодеятельности. И сам погоришь, и меня за собой потянешь. Взаимодействие между нами останется прежним, ни о каких боевых заданиях даже не мечтай. Но поскольку у меня от тебя уже не будет секретов, тебе, возможно, иногда придется выполнять кое-какие щекотливые поручения.

Все надежды Белова рухнули в одночасье. Припертый к стенке, Викинг резко изменил тактику, моментально взял инициативу в свои руки и дал понять, что останавливаться не собирается, и если Георгий хочет его спасти, то единственная возможность для этого — посильная помощь в кровавых делах приятеля.

— Глеб, не лучше ли остановиться? — уже скорее по инерции, как-то безнадежно взмолился Белов.

— Нет, не лучше.

— Но почему?

Викинг на минуту задумался. Затем встал, принес шахматную доску, расставил фигуры, а затем убрал у черных по одному коню, слону и ладье.

— Представь: играют два шахматиста. Один из них, благодаря неожиданной домашней заготовке, добился вот такого преимущества. И вдруг он встает и говорит: «Ладно, мне что-то расхотелось сегодня играть, поэтому предлагаю ничью. Встретимся еще раз через недельку или месяц, когда вы разберетесь с моей заготовкой и найдете против нее контригру. Тогда и выясним окончательно наши отношения». Идиотизм, не так ли? А ведь ты мне предлагаешь практически то же самое. Оставить бандитов в покое, когда у них ликвидировано несколько ключевых фигур, нанесен мощнейший удар по финансам, посеян страх.

Белов внимательно выслушал друга, затем решительным жестом смел с шахматной доски все фигуры.

— Помнишь легенду о том, как один индийский раджа вздумал наградить изобретателя шахмат?

— Смутно. Но при чем здесь это?