Викинг

— Во-первых, понемногу отстегиваю, чтобы в случае чего был запасной вариант. Во-вторых, при этом они на меня вообще ничего не тратят. А в-третьих, боятся связываться, потому что многие постоянные клиенты — люди не только денежные, но и влиятельные. Им ничего не стоит закрыть лавочку. Или еще чего похуже. Есть на проспекте фирма «Досуг». Раньше там тетя Люся заправляла. Суровая была мадам. И вот ее лучшая девочка завела себе постоянного клиента. Прикинула тетя Люся, видит — заведение несет убытки. И говорит той девочке: мол, или начнешь работать по-старому, или мои охранники сутки с тебя не слезут. А хахалем этой девочки был Кощей.

— Это у которого смерть в яйце?

— Глеб, кончай придуриваться. Говорю тебе, она была любовницей Кощея.

— Я не придуриваюсь. Просто думаю, что фамилия клиента была не Кощей, а Кощеев.

— Ты словно сегодня родился. Да спроси любого прохожего, и он тебе скажет, что Кощей — один из главных мафиози в Глотове.

— Мафиози в Италии, милочка. А здесь просто уголовная сволочь.

— Ай, не в этом дело. Короче, пожаловалась она Кощею. Тот на пяти «тачках» прикатил в «Досуг», поставил все заведение на уши, а под конец приказал охранникам борделя оттрахать свою хозяйку. С тех пор девочек постоянных клиентов пальцем не смеют тронуть… Кстати, Глеб, раз уж у нас пошел такой откровенный разговор… Мы не могли бы встречаться с тобой попозже?

— Это зачем? — забеспокоился Викинг, лихорадочно соображая, как лучше изменить устоявшийся распорядок дня.

Лена промолчала. Не могла же она сказать о том, как тяжело ей после свидания с Викингом идти на встречу со старым развратником. И насколько легче было бы со стариком, знай она, что впереди встреча с дорогим ей человеком.

Но Лена молчала. Однако Викинг успел обо всем догадаться и с готовностью заявил:

— Ну конечно, все будет, как ты скажешь.

* * *

— Эй, Лишай, сколько у тебя на кармане?

— Сколько и у тебя — ноль целых, хрен десятых.

Так глупо просадить все бабки! А как красиво начали — выиграли полтораста зеленых. Лишай предлагал взять по такому случаю бутылку, но Сыч так прилип к игре, что оторвать его от стола можно было только по частям. Что оставалось делать Лишаю? Не бросать же кореша одного. Вот и просадили все денежки. Как теперь жить? Что есть, а главное — пить?

Раньше такого вопроса возникнуть не могло. В тот же день куда-нибудь влезли бы: в кошелек, в сумку или квартиру. Хватило бы и на еду, и на выпивку. В крайнем случае, в камере бы накормили. Но нынче паханы всех их на цепь посадили. На кого укажут — того и бей. А чтобы так, по своей воле грабануть первого встречного — и думать не смей.

У паханов свои расклады. Они с начальством снюхались и друг дружке помогают: начальство паханам — воровать по-крупному, паханы начальству — припугнуть кого, да и деньгами тоже. Но и рядовые воры, если есть голова на плечах, живут неплохо. На иномарках катаются, в ресторанах шикуют. Только Сыч — вор старой закалки. Ему что мятая трешка, что пачка долларов — ночь спать не будет, если не просадит за один вечер. Жизнь приучила — проснешься утром, а у дверей уже стоит человек в форме:

— Гражданин Сычев, пройдемте.

И почему-то чаше всего получалось, что пройти, вроде, предлагают недалеко, а оказываешься в тысяче километров от дома. Какой же тогда смысл беречь денежки?

Но люди в форме уже давно не проявляли к Сычу никакого интереса. А воля — не камера, бесплатно кормить никто не будет. На деньги Сычу именно сегодня повезло — жди теперь следующего раза. Он повернулся к Лишаю, в третий раз пересчитывавшему оставшиеся в пачке сигареты, и спросил:

— Ну, что будем делать?

Лишай пожал плечами, сбившись при этом со счета, и пошел по четвертому разу. Сыч пнул его в бок.

— Слышь, я знаю одного старого козла. Живет рядом с городом, пчел разводит, мед продает. У него бабок — печку целый день топить можно. Он один живет. И собаки нет. Навестить бы его, а?

— Жерех узнает, пришьет на месте.

— А кто ему скажет? Ты, что ли. Или я?

— Старик настучит.

— А откуда ему знать, кто мы такие? Сообразить надо.

Бывший учитель Иван Афанасьевич Ревякин, выйдя на пенсию, поселился на старом, заброшенном хуторе. С помощью учеников привел в порядок дом, завел пчел. За десять лет крепко встал на ноги, сколотил небольшой капиталец. Но жил старик скромно, большую часть денег вложил в устройство коровника. Решил завести маленькое стадо породистых коров. Для кого старался? Ну не для себя же — жить осталось всего ничего. Может, для дочки, давным-давно уехавшей с мужем в Крым. А скорее всего, старик, теперь уже на собственном примере, продолжал учить молодых: если я в свои семьдесят могу честным трудом на жизнь заработать, то уж вы и подавно.

Весь этот день Иван Афанасьевич возился по хозяйству. Намаялся, присел отдохнуть на скамеечке возле дома. Накатили сумерки. Ревякин хотел встать, идти в дом, но тут из-за угла появились двое. Старик испугался. Почему они вышли из-за дома? Добрые люди всегда проходят по двору, открыто, не скрываясь. В предчувствии чего-то ужасного тревожно застучало сердце в груди.