Викинг

Следующие три месяца я учился обходиться одной рукой, отложив до лучших времен все планы и мечты. Китти, Алан, Куола и Кулик, чье настоящее имя было Марри, помогали мне. Сперва я не мог даже спать спокойно от боли. Казалось, я не научусь есть аккуратно и быстро, как прежде, но я справился, и это была самая легкая из моих побед. Вскоре я мог бросать копье так же хорошо, как и раньше, только пришлось привыкать по новому держать равновесие. И меч в моей руке вновь стал так же быстр и точен.

Марри сделал мне на обрубок нечто вроде деревянной рукавицы, которая оканчивалась крепким железным крюком. Я был очень доволен, ведь с его помощью я мог вновь научиться грести, управляться с парусом и даже стрелять из лука, хотя, конечно, не так сильно и точно. Если раньше во время внезапного шквала я управлялся за двоих, то теперь едва выполнял работу одного. Я и не думал, что человеческая рука такое чудо. Только одна вещь превосходила ее — человеческий ум.

Все эти месяцы мы плавали вдоль побережья, ловили рыбу, отдыхали и избегали схваток — и с людьми, и с погодой. Я многое узнал о берегах Англии и, поскольку, Алан не мог не петь, о дальних странах и великих героях. К моему удивлению, он ни разу не пожалел, что оставил двор Аэлы. Мне казалось очень странным, что однорукого воина без гроша в кармане сопровождает лучший певец Британии, но он всегда был радостен и доволен. Я пока не пытался ничего узнать про Марри — я приберегал это до того дня, когда смогу вмешаться в его историю.

Когда дни стали короче, а ветер злее, мы отправились на остров Уайт у южного побережья. Там вообще не выпадал снег, а утро, когда на земле посверкивал иней, считалось холодным. Заливы и ручьи кишели рыбой, так что Марри накопил немного жира на своих длинных костях. Жившие на острове юты не мешали нам, а мы — им.

Однажды я пытался стрелять из лука и после многих неудачных попыток увидел, что Китти наблюдает за мной.

— Не собираешься ли ты заплакать? — спросил я.

— Если и да, то от гордости.

— Помнишь, ты говорила, что есть оружие лучше, чем Тисовый Сокол и Железный Орел?

— Да. Ум и хитрость.

— Я отвечал, что лиса хитра, но лесом правят волк и медведь. Но этот ответ нехорош.

— Почему же?

— Ты говорила о двух вещах, я отвечал про одну. Что такое хитрость без мудрости? Стрела без лука!

— Ты это понял, — рассмеялась Китти. Я повернулся к Алану:

— Спроси Марри, как я стал таким.

Алан взглянул на Кулика и лицо его покрылось потом.

— Сомневаюсь, что эту историю стоит послушать.

— А ты и не услышишь. Ты будешь смотреть на его пальцы.

— Так еще хуже. Я боюсь ее узнать.

— Почему, ты ведь сделаешь из нее песню!

— Да, но что тебе в ней? Загадка маленькой рыбки, плывущей к Полярной Звезде? — Он повернулся к Марри и задвигал пальцами.

Марри поглядел, потом покачал головой и отвернулся к морю.

— Что ты ему сказал? — спросил я.

— Попросил рассказать то, что ты хотел.

— Скажи, что я приказываю ему рассказать о себе.

Когда Алан вновь обратился к Марри, тот сглотнул так, словно хотел что-то сказать, и я даже вздрогнул. Затем его пальцы взялись за работу. Он «говорил» гораздо быстрее, чем во время обычного общения с Аланом, так что певец едва успевал следить за смыслом. Иногда Алан переспрашивал его, и тот нетерпеливо отвечал, мне казалось, с сердитой руганью. В его истории была любовь и ненависть, и было странно наблюдать за жестами, пронизанными такой страстью.

Целый час Кулик чертил в воздухе свои загадочные руны, и, наконец, повернулся к нам спиной. Я думал, что Алан, наделенный большим состраданием к людям, будет тереть глаза от жалости, но нет — они были широко открыты и лихорадочно блестели.

— Я еще не слыхал подобной истории, — удивленно произнес Алан. — Тебе рассказать только главное или все целиком?

— Рассказывай все.

— Я, Марри с болот, сын писца корнуэльского принца. В детстве я прислуживал священнику в монастыре в Таре. Я прочитал много книг и отправился в Падую, в Италию, искать философский камень.

Как-то раз я увидал кинжал, столь тонкий, что его можно было принять за булавку. У него было удивительное свойство — притягивать небольшие кусочки железа. Если эти кусочки клали на расстояние в палец шириной от лезвия, то они прыгали и прилипали к нему. Тогда я понял, что это атомы, о которых писал Лукреций, удерживаются вместе этой самой силой. Почему-то мужские или женские атомы оторвались от кинжала, и оставшиеся постоянно искали их. Теперь послушай следующий шаг моих рассуждений. Если я смог понять законы притяжения, я могу понять, и как нарушить их, то есть подняться от Шестых Врат Алхимии, именуемых «Дистимяция», к Седьмым, Восьмым и Девятым Вратам, известным под именами «Сублимация», «Сепарация» и «Размягчение». С такими знаниями, каких до меня не было ни у одного алхимика, я надеялся пройти и следующие три — «Ферментация», «Умножение», «Бросание».

Затем случилась грустная вещь. Мой мальчик-слуга, играя с кинжалом, погнул его и попытался выпрямить молотком. После этого волшебная сила исчезла.