Читаем Викинг. Ганнибал, сын Гамилькара. Рембрандт полностью

— И все-таки — он молодец!

Гуннар промолчал: ведь не очень-то удобно своего собственного птенца хвалить. Пусть лучше об этом другие говорят.

Гуннар поинтересовался тем, что делается в Халогаланде и удачной ли была поездка Скегги.

— Уж куда лучше! — сказал Скегги. — Мне надо было повидать неких купцов, торгующих русскими шапками. Мы ударили по рукам — и много шапок принял я на свой корабль и отправил его в землю Халланд. Там они идут прекрасно.

— Да, пожалуй, ты поступил правильно.

— Так говорят все.

Когда ушел Скегги, напившись браги, Гуннар сказал сыну:

— Этот Скегги явился неспроста.

Кари ничего не ответил. Лишь покраснел. Гуннар не стал донимать сына расспросами или смеяться над его застенчивостью. Он только сказал:

— Ты в море смелее, чем на глазах у Скегги.

— При чем здесь Скегги?

— Нет, я просто так… — Потом отец сделал вид, что озабочен чем-то. И сказал: — Хорошо ли знаешь ты Гудрид?

— Какую Гудрид?

— Дочь Скегги.

Как ответить отцу? Сказать — нет? Сказать — да? Отец есть отец: решающее слово во всяком деле — за ним. Правда, мать тоже не бессловесна. И при всем упрямстве отца почему-то очень многое часто происходит по ее хотению. И отец, кажется, в иное время говорит ее устами.

Кари ответил так, как ответил бы скальд Тейт:

— Разве можно до конца узнать человека, особенно девушку?

— Можно, — решительно ответил отец.

— Тебе виднее, отец. Однако я слышал и кое-какое другое мнение.

— И это мнение тоже верно! — Отец рассмеялся и хотел было на этом закончить разговор. Но, видимо, передумал. И сказал, уже на самом деле озабоченно:

— К нам заходил Эгиль, брат Фроди. Они живут за Форелевым ручьем. Тебе что-нибудь говорят эти имена?

Кари представил себе битву на Форелевом ручье… Алую кровь на воде… Умирающего Ана… Звон мечей и рычание берсерков…

— Это берсерки, отец, — сказал Кари. — Бешеные.

— Верно. Я тоже так думаю.

— Я видел, как они бились…

— Да, да, помню. Может, и ты бился с ними?

— Нет. Я следил издали, из-за укрытия. Вместе с Тейтом. Ведь я рассказывал тебе.

Отец теребил бороду. Нахмурил брови.

— Мне Эгиль не понравился. И слова его не понравились… Он явился, чтобы предупредить… Но я не стал его слушать…

— Что же ему надо было?

— Ничего особенного… Он сказал, что не стоит тебе ходить на лужайку и встречаться с этой маленькой Гудрид…

— Она вовсе не маленькая!

— Возможно, Кари. Но я полагаю так: не думаю, что пришла пора жениться тебе. И еще: может, эта Гудрид способна морочить голову молодым людям?

— Никогда, отец!

— Ты слишком уверен…

— Гудрид мила и добра.

— Возможно. Но отчего же она назначает свидание Фроди на той же самой лужайке?

И отец зашагал к дому, не пожелав дослушать, что скажет сын. Только песок хрустел под его ногами да учащенно и гулко — на весь берег! — билось сердце Кари. А глаза застилала непонятная пелена — темная, противная…

<p>II</p>

Дело не ограничилось появлением Эгиля в доме Гуннара. Оказывается, вскоре после этого заявился к Тейту и сам Фроди. Он прискакал на коне.

Скальд в это время раздумывал над бытием, сопоставляя различные мнения о смысле жизни, и пытался составить об этом предмете собственное мнение.

Тейт удивился: отчего это занесло в его берлогу неистового Фроди? Фроди наверняка знает, куда следует направлять свои стопы. Просто так, по случайности он не спустится с коня, не затруднит себя ненужным разговором.

Свежий шрам пересекал его левую щеку, подобно расщелине на гладкой поверхности. Глаза его были пусты, по ним нельзя было определить — хотя бы приблизительно, — с какими намерениями он явился в лесную избушку.

Фроди стоял посредине комнаты, чуть не упершись головою в потолочную балку. Он молча разглядывал полутемное помещение, словно пытался обнаружить еще кого-нибудь кроме самого хозяина.

Тейт слегка повернул голову в сторону Фроди, словно ждал его.

— День настоящий летний, — сообщил Фроди, продолжая свой осмотр.

Тейт молча наблюдал за непрошеным гостем.

Фроди был вооружен тяжелым мечом. А на правом бедре у него в прочном деревянном футляре, обшитом оленьей кожей, болтался нож с костяной рукояткой. Грудь Фроди воистину богатырская. Такая встречается только у настоящих берсерков. И подбородок был подобающий — мощный, выступающий вперед и величиной с добрый кулак.

— Я сказал, — проворчал он, — что день сегодня настоящий летний.

— Слышал.

— Почему бы не соизволить произнести несколько слов? — все так же ворчливо продолжал Фроди.

— Не согласиться с тобой? — спокойно спросил Тейт.

— Хотя бы…

— Отчего же не соглашаться, если это так? День и в самом деле погожий.

— А я сказал — настоящий летний!

— Тоже верно.

— Подозреваю, что ты хочешь немножко поиздеваться надо мною. — Фроди уселся на скамью и нетерпеливо барабанил по столу пальцами.

— Неверно, Фроди. Если бы мне хотелось поиздеваться над тобою, так я пришел бы в дом твой и вел с тобой разговор в недозволенном, насмешливом тоне.

— Ах, вот ты о чем!

— Совершенно верно, об этом самом.

— Может, мне убраться отсюда? — Фроди возвысил голос.

— Я этого не говорил.

Фроди поразмышлял немного, сильнее забарабанил по столу и сказал:

Перейти на страницу:

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза