Викинг. Ганнибал, сын Гамилькара. Рембрандт

Ребекка переглянулась с Корнелией.

— А что, ваша милость, ежели за доктором схожу?

— Это почему же?

— Просто так…

— Нет. Мне теперь лучше. Это проклятая осень.

Старичок на стене похихикивал. Его плечи противно подрагивали. Глаза превратились в щелочки.

— Итак, господин ван Рейн, — голос у старика скрипучий, — пора подводить итоги. Или, может, рановато еще? Скажи спасибо богу, что еще дышишь. Это после Титуса. Другой бы на твоем месте непременно умер…

— Скапутился?

— Вот именно. Самое подходящее слово.

— А ты уверен, что я живу?

— Уверен. Пока уверен… Послушай, ты хорошо должен знать Библию. Ты столько написал сюжетов из нее! Тогда вспомни Книгу Иисуса, сына Сирахова. Вспомни, вспомни… В ней есть такое место: «И когда все твое дело исполнишь…» Понимаешь? Когда исполнишь…

— Вспомнил. Что же дальше? Намекаешь? На что?

— Я спрашиваю: все ли свое дело исполнил? Только честно. Без скромности. Но и без излишнего преувеличения.

— О каком деле спрашиваешь, противный старичок?

— О твоем. О деле своей жизни.

Рембрандт пытается пробежать вспять от Амстердама до Лейдена и снова от Лейдена, от мельницы, до Амстердама. Потом обводит глазами стены. Картины, картины, картины…

— Так что же, господин ван Рейн, исполнил свое дело?

— Да! — твердо проговорил художник.

Вот тут старичок посерьезнел и сказал загробным голосом:

— «…тогда займи твое место».

— Где оно? Там? — Рембрандт глазами показал наверх.

Михаил Алпатов, известный искусствовед, писал:

«При жизни Рембрандта не признавали. В наши дни в Голландии каждый школьник знает и чтит своего великого соотечественника. Это очень отрадное явление».

Из разговора в Национальном музее. Стокгольм. Март, 1970 год.

— Стал ли с годами хуже писать Рембрандт? Иногда можно услышать споры на эту тему. Но вот факты: вспомните, когда были написаны «Синдики» и эта вот картина — «Заговор Клавдия Цивилиса»? Обе картины создавались после того, как возраст художника перевалил за шестьдесят. Обе картины мы причисляем к шедеврам. Обратите внимание на размеры «Цивилиса»: почти два на три метра. А была гораздо больше, примерно шесть метров на шесть. Предназначалась она для Амстердамской ратуши. Когда отцы города отказались от картины, художник вырезал этот холст, а на остальных кусках написал новые картины. Представляете себе картину размером шесть на шесть? Это сколько же надо иметь силы и фантазии! Рембрандт посвятил картину сцене борьбы древних батавов — предков нидерландцев. Батавы дают клятву своему предводителю Клавдию Цивилису не щадить своих сил в битве с римскими поработителями. Картина имеет еще одно название: «Заговор батавов». А в каталоге музея читаем: «Клятва батавов в верности Клавдию Цивилису». Сло́ва «Юлиусу», которое в некоторых книгах присовокупляется к имени Клавдий Цивилис, здесь нет…

Рано утром Ребекка Виллемс бросилась к Корнелии:

— Девочка моя!.. Девочка моя!..

Спросонья Корнелия ничего не понимает. Но, увидев заплаканные глаза Ребекки, отшатнулась от нее:

— Он… умер?

А прощание состоялось утром восьмого октября 1669 года.

В беспокойный осенний день художника повезли к Западной церкви, в которой орган. Положили в землю у колонны. Городские власти великого города Амстердама выдали на погребение некоего Рембрандта двадцать гульденов.

Плакали Корнелия и Ребекка. А больше было и некому…

А еще позже, много позже, — может, лет через десять, когда ремонтировали Западную церковь, — прах Рембрандта перенесли на какое-то кладбище. Захоронили в какой-то могиле. Уж никто не помнил его имени…

«И когда все твое дело исполнишь, тогда займи твое место».

Амстердам — Москва — Агудзера

1983–1984