По истечению недели томительного ожидания, которое мы скрашивали спаррингами в небольшом фехтовальном зале особняка, Григорий Александрович, измотанный придворными интригами сильнее чем месячной поездкой верхом, объявил — на завтра ему и мне назначена аудиенция у государыни императрицы! Доброму и Гному, как не дворянам, доступ к первому лицу пока был заказан — ну ничего еще «не вечер». После объявления Потемкина я сразу успокоился и уснул со спокойной душой, еще со времен службы в спецназе у меня совершено атрофировались страх и робость перед вышестоящим начальством, каким бы оно не было — спрашивается, чего боятся человеку, которому завтра смотреть смерти в глаза.
Когда Потемкин сказал, что нам назначена аудиенция у государыни императрицы, я по простоте душевной думал, что мы в назначенное время окажемся в какой-нибудь большой приемной во дворце, а дальше все как в историческом фильме — лакеи в ливреях откроют большие двустворчатые двери и напыщенный, как индюк, придворный распорядитель пригласит нас в просторный кабинет с большим глобусом в углу, или мы будем стоять в зале и вдруг тот же «индюк» громко объявит — великая государыня императрица Екатерина Алексеевна, самодержица всероссийская и прочая, и прочая, и в зал войдет богато одетая женщина в окружении придворных дам…
В общем, ни того, ни другого, ни третьего — все оказалось совершенно по другому. Аудиенция оказалась спланирована, именно это слово больше всего подходит, в Царском селе, в императорском саду, любимом месте прогулок Екатерины, в виде случайной встречи. Охренеть, зачем такие сложности. В условленный час мы прогуливались «типа изучая местную флору» по саду, представлявшему собой, насколько я понимаю, причудливую смесь различных садовых стилей, которые при этом нисколько друг другу не мешали, как на садовой дорожке появилась Екатерина в окружении придворных дам. Мы поприветствовали ее и она, уточнив у Потемкина, тот ли я барон, о котором он ей рассказывал, обратилась ко мне по имени–отчеству, сразу продемонстрировав свой цепкий ум.
Еще при приближении императрицы мне удалось немного, что бы это не показалось неприличным, рассмотреть ее — среднего роста, с прекрасной осанкой и пропорциональным телосложением, величественного вида, в котором чувствуется смешение достоинства и непринужденности, не сказать, что писанная красавица, но роскошные каштановые волосы, прекрасный цвет лица, живые и умные голубые глаза, а также приятно очерченный рот создают тот образ женщины, к которому всегда тянутся мужчины.
— Григорий Александрович дал весьма лестную оценку вашим действиям при покорении Крымского ханства Иван Николаевич, какую, по вашему мнению, вы заслуживаете награду за деяния сии во славу государства российского?
— Благодарю ваше величество, беседа с вами уже величайшая награда для любого подданного вашего, но есть у меня к вам просьба, пусть не покажется она вам дерзостью, хотелось бы изложить вашему величеству некоторые мысли по вопросу обустройства государства российского в более деловой и приватной обстановке, потому как красоты этого великолепного сада настраивают на лирический или философский стиль беседы, в чем я, к своему стыду, не силен! — стараясь сохранять максимальное спокойствие ответил я — здесь, как говориться «пан или пропал». Группу придворных дам окутала зловещая тишина, но Екатерина, развеяв широкой улыбкой создавшуюся секундную напряженность, к всеобщему удивлению ответила положительно.
— Что ж, беседа с вами господа, деяниями своими на века прославившими силу русского оружия, честь для любого самодержца всероссийского! Пройдемте в мой рабочий кабинет! — и развернувшись в сторону дворца, возглавила, находящуюся в легком шоке, процессию.
Отстав на пару шагов, Потемкин прошептал мне, — Фартовый вы человек Иван Николаевич, это первый на моей памяти такой случай!
Минут через пятнадцать мы оказались в рабочем кабинете императрицы, в котором наконец-то оказался большой глобус из моих размышлений перед началом аудиенции. Едва за нами прикрыли двери, Екатерина, взмахом руки, предложила мне начать рассказ.
— Начинайте Иван Николаевич, а то Григорий Александрович в рассказах о вас напустил такого туману, что даже не знаю, что и думать про вас!
— Благодарю ваше величество, рассказ мой и в самом деле может показаться плодом больного воображения, но прошу дослушать меня до конца, а уже потом принимать решения.
Рассказ мой о попадании в этот мир, естественно, слово в слово повторял рассказанное Потемкину, кроме того, я сразу дополнительно рассказал предыдущую версию русско-турецкой войны, в которой, естественно, были упомянуты основные победы русского оружия: Рябая могила, Кагул, Фокшаны и Чесма. При упоминании мной Чесменского боя, Екатерина отреагировала весьма резко.
— Я только вчера получила письмо от графа Орлова, в котором он сообщает о Чесменской баталии, откуда сие стало вам известно Иван Николаевич?