Викинг. Страсти по Владимиру Святому

Не в варягах дело, свои тоже это видят, постепенно зародится понимание, что князь кого угодно предать способен. Это худо, можно посреди толпы одиноким остаться.

Что-то подсказывало дяде князя, что так в жизни племянника и будет…

Где червоточина, в чем?

А еще – когда придет очередь самого Добрыни также быть униженным и вышвырнутым из жизни племянника, которого он сделал князем? И что тогда делать Добрыне?

Мысль о самом себе заслонила беспокойство из-за Рогнеды с ее сыновьями. Тем более Владимир вдруг объявил, что у него есть новое важное дело.

Не все о женах думать, Добрыня завел разговор о самом Киеве:

– Киевлян не так уж трудно под себя поставить, их кто только не ставил – и Аскольд с Диром, и князь Олег, и дед твой князь Игорь крепко держал, и бабка твоя княгиня Ольга правила, и Ярополк… А хазарины пришли, и их терпели бы. Киев мало под себя взять, князь, в нем сесть прочно требуется.

– Сам о том думал. Что для этого сделать советуешь?

– Дружина сильная нужна, чтоб и подумать о непослушании боялись, не то слово сказать или рогатину поднять.

Владимир встал, прошелся по покою, постоял, губу кусая, помотал головой:

– Нет, всегда найдется тот, кто не убоится. А за одним и другие пойдут. Другое мыслю.

– Ну? – Добрыня внимательно вглядывался в племянника, кажется, Владимир не только возмужал телом, но и повзрослел духом, стал умней. Что-то подсказывало Добрыне, что князь нашел выход, до которого не додумался он сам.

Искать было необходимо, искать и найти, потому как Владимир чужой в Киеве. Чужим был, чужим и остался. Не потому, что новгородский князь, Киев его отчина, но потому, что робичич. Это проклятье будет с ним всегда.

Когда-то Владимир укорял Малушу, что родила его от князя, мол, был бы рожден от боярина, жил бы в свое удовольствие, а тут попрекают матерью-ключницей. Потом пожалел, что укорял, но ведь он прав. Будь он единственным сыном князя Святослава Игоревича, или умри Ярополк и Олег своей смертью в детстве, никто бы не противился. Но Ярополк, которого в Киеве любили, умер по воле Владимира. Это сейчас киевляне князю поклоняются и против него худого не мыслят, но пройдет совсем немного времени, припомнят и Ярополка, и то, что Владимир робичич.

– Двух зайцев одной стрелой убить хочу, – отвлек дядю от размышлений Владимир.

– Кто за двумя зайцами погонится… Забыл?

– Это если они в разные стороны бегут, а если в одну? Печенеги Руси сколько лет уж покоя не дают. Скажи, – Владимир вдруг уселся напротив Добрыни, впился в его лицо взглядом, свои глаза блестели, точно солнечные лучи на воде в ясный день, – ты слышал о Змиевом валу?

– Слышал.

Он что, новый вал копать вздумал? Так ведь по преданию богатырь Кожемяка свой вал Змием пахал, а у Владимира Змия нет, и хорошо, что нет.

– Я о том валу, что степняков от Руси отсекал. Вала уж нет, но граница быть должна. Надобно крепости вдоль границы со Степью поставить, понимаешь?

– И кто в тех крепостях жить будет? Откуда ты на границе со Степью столько людей наберешь, ежели оттуда испокон века в лес бегут, чтобы не быть сожженными каждый год.

Владимир даже рукой воздух рубанул, словно услышал что-то, о чем сам думал:

– Вот! Людей на окраине нет, потому и защищаться невозможно. Я помню, как печенеги Киев осадили, а мы с бабкой Ольгой в тереме сидели, пока… князь Святослав, – он явно хотел сказать «отец», но не сказал, назвав Святослава просто князем, – не примчался, чтобы Курю отогнать. А будь у нас крепости далеко от Киева, разве смог бы Куря до Киева дойти?

– Где людей возьмешь? – напомнил Добрыня.

– Из новгородской и других земель привезу. Мало ли там безземельных да молодых, которым деваться некуда, потому как младшие? Всем клич кину, чтобы в дружину новую шли и на строительство крепостей заодно.

– Хм… Это твой второй заяц, что ли? – поскреб пятерней затылок Добрыня.

– Второй?

– Ну, крепости вместо вала – первый, люди со всех концов Руси – второй?

Князь вскочил, с удовольствием рассмеялся:

– Тогда еще и третий есть! Чем варяжские дружины сильны? Воинским братством. Там не важно, с какой ты стороны, был бы воином хорошим и верен данной клятве, так?

– Так.

Добрыня готов был восхититься мудростью племянника, да, молод, но умен князь, ничего не скажешь.

– Вот такое братство и надо создать в крепости, а чтоб по своим родам не разбились, в каждую из разных земель людей привезти. Встанет крепость, а в ней и новгородцы, и полочане, и вятичи, и кривичи, и все остальные. Всех понемногу, а объединены одним – защитой Руси. Понимаешь? А во главе вон по варягу поставлю, те их быстро мечи в руках держать научат.

У Добрыни лишь одно сомнение осталось:

– А пойдут ли?

– К себе на службу позову, плату достойную определю, вооружение собрать помогу.

– А… понимаешь, князь, еще и бабы нужны, иначе сам знаешь, варяжская дружина хоть и крепка, но страшна иногда бывает.

Владимир расхохотался: