Начинаясь от самой пристани, Боричев ток стал первой и пока единственной улицей, сухой и пыльной, с коновязями и изгрызенными поилками. Вдоль улицы выстроились в два ряда беленые хаты и амбары, длинные и низкие избы, крытые на два ската снопами из камыша, густо смазанного глиной, овины и приземистые конюшни.
Народу хватало. Кто на огородах вкалывал, согнувшись в три погибели, кто торговал, устроившись прямо на гулких мостках, а кто у причалов смолил крепкие, но тяжелые насады – долбленки метров двадцати в длину, с бортами, наращенными из досок.
Тут же разгружались широкие, неповоротливые учаны и легкие струги – привезли соленую рыбу, воловьи кожи, свернутые увесистыми рулонами, зерно в корзинах и мед в больших кувшинах-корчагах.
Поодаль важно прохаживались славинские воины – в длинных кольчугах, в островерхих шлемах византийской работы, с копьями и миндалевидными щитами.
У викингов и варягов они вызывали одинаковые чувства – презрение и насмешку. Не тот воин, что носит доспех, а тот, кто и бездоспешным врага одолеет.
Сойдя на берег, Хродгейр дал указание:
– Гуляем, смотрим, ищем Эваранди.
Северяне, дивясь жаркому дню и буйной зелени, разбрелись, благо чиновной братией князь киевский пока еще не обзавелся.
В Альдейге или Сюрнесе к гостям сразу бы тиуны подошли, мыто стребовали за проезд – да за провоз. В Миклагарде и того пуще – там целая орава мытарей запросит и за стоянку, и за то, и за это.
А в Кенугарде царила вольница.
Валерий хотел сперва сам пройтись, полюбопытствовать, что здесь да как, но тут Свенельд Счастливый и Лидул Ушлятый[52]
позвали Роскви с собой.– Я тут четыре раза бывал, – похвастался Свенельд, – все знаю!
– Ну, пошли тогда, – согласился Бородин.
– Эй, подождите нас! – крикнули со скедии.
Грузной трусцой троицу догнали Фарлоф Железная Рука, Либиар Речник, Рулав Дровосек, Гуда Печник и Руалд Соколиный Глаз.
Варяги были похожи, хоть и были разными. Руалд выделялся худобой, а Либиар был упитан не в меру. Фарлоф надевал подшлемник на голову, обритую наголо, пренебрегая древним верованием в силу, заключенную в волосах, а Рулав распускал светлые волосы по плечам. Свенельд был коренаст, Лидул превосходил всех ростом.
Различий хватало, но всех спутников Валерия сближали полная уверенность в себе и в товарище. От них исходило впечатление холодной, опасной силы, оно реяло незримой аурой, но всякий, кто хотел нажить неприятности, сразу же ощущал ее.
Никто из варягов не был напряжен, не бдел, готовясь вступить в бой. Наоборот, они выглядели как веселые собутыльники, ищущие, чего б им еще выпить горячительного.
Чудилось, они совсем не обращали внимания на окружающих, были раскованны и даже рассеянны, но в том-то и крылся «высший пилотаж» – быть готовым в любое мгновение отразить удар, но до последнего пренебрегать прямой и явной угрозой. Как бы пренебрегать.
Шутить, мимоходом отслеживая пути отхода, мельком определяя самых опасных в толпе, мигом оборачиваясь из балабола-насмешника в грозного воина, сладить с которым будет непросто даже пятерым.
– А эти даже не чешутся, – сказал Либиар, хмыкая. – Как Аскольд порешил тудуна, так и все на этом. Будто у хазар другого не найдется! Пришлют и посадят местным на шею…
– Им не до этого, – серьезно сказал Руалд, – они репу пропалывают.
– Во-во…
– А девки у славинов ничего так, – заметил Свенельд.
– Кому что! – хохотнул Гуда.
– Куда двигаем?
– Да тут где-то одно местечко было, там хорошее пивко варили. И раки у них здоровенные!
– Это дело!
Перспектива выпить и закусить вдохновила и Бородина. Но Валерка, отслеживая возможное появление Кости, стал примечать некоторые странности.
Проскакал всадник, оружный и беспокойный. Потом еще один.
Тетки на базаре оживленно зашушукались, подхватились и вразвалочку домой потопали.
Трое здешних бойцов, закинув щиты на спину, шли, оглядываясь и заметно нервничая. Атмосфера стала накаляться, а Роскви понять не мог, что, собственно, происходит.
Варяги смолкли, тоже почуяв непорядок.
Улица опустела, и послышался топот копыт. Три всадника в полном боевом выехали из какого-то кривоколенного проулка. Варяги молча расступились, давая проезд конникам, но те остановились, и старший, который гарцевал посередине, привстал на стременах.
– Бросай сброю! – заорал он. – Живо!
– А не пойти ли тебе в задницу, служивый? – вежливо поинтересовался Свенельд, развязывая тесемки на ножнах[53]
.Всадник не сдержался и бросил коня на варяга. Свенельд мягко отскочил в сторону, выхватывая меч, а Роскви, не задумываясь, вооружился ножом.
Нырнув под копье, он чиркнул острым лезвием по подпруге, и та лопнула. Седло тут же съехало набок и рухнуло в пыль вместе с седоком, нелепо взмахнувшим руками.
Гуда тут же «подшутил» еще над одним кавалеристом, чей конь перетаптывался рядом, – выбил его ногу из стремени, да и «помог» спешиться. Конник заорал, теряя равновесие, и кувыркнулся наземь рядом с начальством.
Оставшийся третий решил не связываться, осадил коня, поворотил, да и ускакал. За подмогой, видать.