И все-таки интересно, что произошло с предыдущей женой Ярослава, вместе с другими его родственницами захваченной в Киеве Болеславом I Храбрым? Неужели польский князь не пощадил пленных женщин? Не хочется думать о том, что Ярослав не внял советам отправившегося к нему для переговоров киевского митрополита и не согласился обменять дочь Болеслава на своих близких. Так или иначе, Ярослав в 1019 году чувствовал себя свободным от предыдущих супружеских обязательств и смог приступить к переговорам о новом браке.
Олав Шетконунг находился в сложном положении. С одной стороны, он прилюдно, на Тинге, объявил, что Ингигерд станет женой Олава Харальдссона. С другой — он все больше склонялся к мысли, что это обещание было слишком поспешным и опрометчивым. Брак его дочери с норвежским конунгом может вызвать ненужные шведам трения с датчанами. Политика, которую проводил Олав Шетконунг, заставляла его быть предельно осторожным, особенно в выборе союзников.
Ингигерд была умной и наблюдательной девушкой. От нее не укрылось то, что Олав Шетконунг медлит с выполнением своего обещания. По словам Снорри, Ингигерд была озабочена и удручена, опасаясь, что, скорее всего, ее отец не сдержит слова, которое он дал конунгу Норвегии.
Так оно и произошло. Старый король, от которого не могли укрыться чувства его дочери к норвежскому конунгу, в свойственной ему грубоватой манере заявил Ингигерд, что как бы она ни любила этого толстяка, ей не бывать его женой, а ему ее мужем. Несложно представить, какие чувства испытывала в эту минуту Ингигерд. Слова Олава Шетконунга прозвучали для нее как приговор. Она была не в силах изменить мнение своего жестокого и бессердечного отца. Мало того, Олав шведский подлил еще масла в огонь, сказав Ингигерд, что выдаст ее за того правителя, который достоин его дружбы.
Отчаявшись соединиться со своим возлюбленным, Ингигерд отправляет в Норвегию гонца, которому поручено передать Олаву Харальдссону эту печальную новость. Как говорит Снорри, узнав о решении шведского короля, Олав страшно разгневался и не находил себе покоя. Прошло несколько дней, прежде чем с ним можно было разговаривать.
Пока Олав Харальдссон переживал по поводу несостоявшегося брака и раздумывал над тем, как отомстить шведскому королю, последний вел переговоры с послами конунга Ярицлейва, которые вскоре завершились договоренностью о браке Ярицлейва и Ингигерд.
Снорри сообщает о двух посольствах, отправленных Ярицлейвом к Олаву Шетконунгу. Вероятно, первое из них прибыло в Швецию как раз в тот момент, когда король раздумывал над тем, стоит ли ему выполнять обещание, данное норвежскому конунгу. Предложение новгородского князя пришлось как нельзя кстати. У Олава Шетконунга появился вполне уважительный повод, чтобы взять свое слово обратно. Второе посольство было отправлено Ярославом в Швецию после того, как он окончательно утвердился в Киеве и теперь мог через своих послов с гордостью поведать королю о своем возвышении. Олав Шетконунг не стал медлить и дал свое согласие на брак Ярослава и Ингигерд. Видимо, тогда же были улажены некоторые юридические формальности предстоящего брака.
Согласно нормам скандинавского обычного права, о которых можно отчасти судить по дошедшим до нас судебникам, жених в качестве свадебного дара передавал невесте некое имущество, размер которого зависел от социального статуса жениха и его материальных возможностей. Чем выше был его статус, тем «дороже» обходилась ему невеста. Впрочем, такое же обязательство принимали на себя и близкие родственники невесты. Приданое, которое они давали жениху, примерно соответствовало по размерам или стоимости тому, что получала невеста от жениха.
Снорри говорит, что в качестве свадебного дара Ингигерд получила Альдейгьюборг (Ладогу) вместе с прилегающими к ней землями [70]
. Вот уж действительно королевский подарок, учитывая ту роль, которую играла Ладога как важнейший торгово-ремесленный центр на северо-западе Руси. Не слишком ли преувеличивает Снорри размер свадебного дара? Отдавать во владение шведской принцессе и ее приближенным такой город было бы крайне неразумным для Ярослава. Может быть, Снорри, повествуя о свадьбе Ярослава и Ингигерд, воспользовался хорошо знакомым ему образом? Что еще такого, что было бы хорошо узнаваемо для многих шведов, мог дать конунг Ярицлейв своей супруге? Ведь географические представления Снорри и его земляков о Киевской Руси более чем схематичны.Если мы все же примем на веру сообщаемые им сведения, то нам придется признать, что размер приданого, внесенного Олавом Шетконунгом за свою дочь, также был впечатляющим. Он должен был равняться примерной стоимости княжеских доходов с Альдейгьюборга и прилегающих к нему земель. И действительно, в другом скандинавском источнике, в «Легендарной саге», говорится о том, что Ингигерд была отдана в жены Ярицлейву «с большим богатством». Но что конкретно подразумевается под этим понятием, автор саги не уточняет. Неужели то же самое, что и в «Круге земном» Снорри Стурлусона?