Викинги. Ирландская сага

Эти слова принесли викингам облегчение, которое ощущалось буквально физически. Воины ели и пили перед маршем и собирали оружие в предвкушении сражения. Выставлять охрану у кораблей они не собирались. Каждый человек был на счету. Да и присматривать за Бригит больше не было нужды, потому что оставить ее здесь тоже не было никакой возможности.

Когда все было готово, они выстроились в некое подобие колонны и зашагали по дороге, которая теперь была уже хорошо знакома Торгриму. Нескольких быстрых на ногу воинов выслали вперед, на случай возможной засады, а остальные неспешно отправились в долгий путь по изрытой колеями пыльной дороге, которая то тянулась по открытой местности, то ныряла в лес.

Они шли так вот уже двадцать минут, когда над ними разверзлись хляби небесные и дождь полил как из ведра. Еще мгновение назад дорога была сухой, во всяком случае, настолько, насколько это вообще возможно в Ирландии, а в следующий миг по ней ручьями текла вода, которую секли струи дождя. Кожаные сапожки вязли в грязи, струи дождя текли за шиворот, а капюшоны и меха моментально промокли, когда люди набросили их на головы в тщетной попытке уберечься от ливня.

Они понуро брели по жидкой грязи сквозь этот всемирный потоп, и вскоре на дороге показались высланные вперед лазутчики, которые доложили, что чуть дальше лес обрывается и с его опушки уже видна крепость.

— Вы видели кого-нибудь? Хоть кого-то? — спросил Тор- грим, выплевывая дождевую воду, попавшую ему в рот.

— Да, и очень многих, — ответил один из лазутчиков.

— Что?

— Мы видели многих, говорю. Под Тарой стоит целая армия. Разве ты не об этом спрашивал? Не о вооруженных людях?

Торгрим не ответил. Да, он сам говорил, что в Таре имеются тяжеловооруженные воины, но он никак не рассчитывал, что лазутчики увидят их. Он готов был биться об заклад, что они пережидают непогоду за стенами, в тепле и уюте своих домов.

— Показывай, — распорядился Торгрим и вместе с Орнольфом и лазутчиком поспешил дальше. Остальные викинги последовали за ними.

Вскоре они подобрались к тому месту, где дорога выходила из леса и тянулась по открытой местности, которая постепенно поднималась, превращаясь в большой пологий холм, где высились стены Тары. Несколько дней назад Торгрим впервые увидел их, стоя рядом с Арнбьерном. Правда, сквозь пелену дождя, под нависшими тучами они выглядели несколько иначе. Он смахнул дождевую влагу с ресниц.

— Вон там! — громко пояснил лазутчик, стараясь перекричать шум ливня, и показал не на стены крепости, а в противоположном направлении, на другую сторону поля.

Там они и обнаружились, как он и предупреждал, шатры и палатки всевозможных размеров. На ветру трепетали флажки и стяги. Со своего места Торгрим видел, как по лагерю бродят люди и лошади.

— Это — армия Морриган? — поинтересовался Орнольф.

— Нет, — ответил Ночной Волк. Армии Морриган совершенно незачем было выходить в открытое поле, когда в их полном распоряжении находилась превосходная крепость.

— А кто же тогда? — не унимался Орнольф.

— Понятия не имею, — ответил Торгрим чистую правду.

Собственно говоря, глядя на лагерь, в котором разместилось множество воинов, он вдруг понял, что знает только одно. Что они с Орнольфом опоздали.

Глава тридцать девятая

Острова Британии были разорены язычниками.

Хроники Ольстера, 794 г. н. э.

Бригит ник Маэлсехнайлл не могла поверить в то, что люди могут быть настолько глупыми. Она хорошо знала норманнов, а Харальда — еще и очень близко, и посему не питала особых надежд и иллюзий. Она не рассчитывала встретить философов и мудрецов среди рослых грязных ублюдков, которые превратили маленький городок Дуб-Линн в смердящую и пораженную развратом крепость. Но она ожидала большего.

Нет, не от Харальда, разумеется. Она понимала Харальда и играла на его чувствах лучше, чем на лире, а ведь на лире она играла превосходно. Харальд не действовал, а реагировал. Еда, прелюбодейство, сражение — вот что приводило его в движение. Это да еще его непоколебимая любовь к ней. Стоило ей пожелать, как Харальд стремглав бросался к ней, высунув язык от усердия. У нее никогда не было собаки более выдрессированной, чем Харальд.

Остальные ничем не отличались от него в том, что побуждало их к действию, но, в отличие от Харальда, она не могла управлять ими. Быть может, если бы они говорили на ее языке, как Харальд, что само по себе было удивления достойно, она могла бы попытаться сыграть и на их чувствах. Но они не владели ирландским, и Бригит оставалось лишь надеться, что они не совершат какой-либо непоправимой глупости, чтобы потом не обманываться в своих ожиданиях.