Викинги. Ирландская сага

— Он действительно прав, — согласился Торгрим, но никто не может сказать, как долго еще сохранится подобный порядок вещей. Несмотря на все эти напыщенные речи, в Клойне мы взяли совсем мало добычи. Хуже того, ирландцы могут начать помогать друг другу. Если они объединятся, мы не сможем разбить их.

— Ха! Мы не доживем до этих времен! — провозгласил Орнольф. Они так и будут драться друг с другом, словно бешеные дикие собаки!

Дикие собаки… Торгрим отвернулся и стал смотреть в огонь. Этот разговор прискучил ему. За все то время, которое он по проклятию богов провел в Ирландии, он по-настоящему узнал лишь одного местного уроженца. Женщину. Морриган, рабыню. Она была красива и обладала даром целительницы, и на ее долю выпало много страданий и унижений. А еще она была опасной и очень непростой, подобно горам плавучего льда в северных морях: они так красивы и мирно возвышаются над водой, но при этом большая их часть остается скрытой от посторонних глаз. Именно она способна сокрушить неосторожного морехода.

Торгрим никого не знал в Ирландии, кроме Морриган да еще Альмаиты, жены кузнеца Йокула, у которого они снимали угол. А вот с Харальдом все было по-другому. Харальд побывал в Таре, которая считалась в этих местах королевской цитаделью. Его умыкнула Морриган и использовала в качестве пешки в своих непонятных интригах, хотя и обращалась с ним достаточно хорошо. Сын рассказывал, что роскошью и убранством королевский дворец не уступает тем, что он видел в Норвегии, и что в крепости есть церковь и множество домов. У Торгрима сложилось впечатление, что там можно поживиться богатой добычей, хотя вряд ли это будет так же легко, как в Клойне.

Впрочем, нет, была и еще одна женщина. Брагит или что-то в этом роде. Торгрим никак не мог привыкнуть к странным ирландским именам. Бригит. Да, кажется, ее звали именно так. Харальд очень сдержанно отзывался о ней, и Торгрим видел, что о многом сын попросту умалчивает. Юноша совершенно не умел врать, и разоблачить его мог даже младенец.

Его внимание вдруг привлек какой-то необычный звук, резким диссонансом раздавшийся в общем гуле. Он поднял голову. В зале чувствовалось напряжение. Торгрим уже давненько подметил его, но не придал этому факту особого значения. Однако сейчас, обводя взглядом лица людей, освещенные отблесками пламени очага, раскрасневшиеся и потные, он ощутил, что наступает некий переломный момент. Те скандинавы, которые не были с ними в Клойне, начали уставать от шумных здравиц и самодовольного поведения победителей. Они не вошли в состав отряда налетчиков и теперь искали возможность сорвать зло на ком-нибудь из тех, кто принимал участие в набеге. И выбор их пал на Харальда.

Торгрим не видел, с чего все началось, но ничуть не удивился происходящему. Харальд умудрился влить в себя примерно треть тех разнообразных напитков, которые передавал ему Орнольф, несмотря на все попытки Торгрима перехватить их. Юноша, непривычный к столь обильным возлияниям, нетвердой походкой двинулся через зал, без сомнения, в поисках местечка, где можно было облегчиться, и задел плечом хмурого здоровяка, один глаз которого напрочь закрывал уродливый шрам, пересекавший его лицо подобно глубокому горному ущелью.

В зале было слишком шумно, а Харальд и его противник находились чересчур далеко, чтобы Торгрим мог разобрать слова, но в том и не было необходимости. Он уже сотни раз слышал их раньше, в сотнях дурацких стычек, вспыхивавших в медовых залах по всему побережью Норвегии и в Хедебю.

Ты толкнул меня, парень. Что ты хочешь этим сказать?

Ничего. Я ничего не хочу этим сказать. Это вышло случайно.

Случайно? Ну, сейчас я тебе покажу, что значит проявлять ко мне неуважение…

Или что-нибудь в этом роде. Торгрим вскочил, когда человек со шрамом сгреб Харальда за тунику на груди и сжал кулак. Будь Харальд трезв, Торгрим поспорил бы, что шлюхин сын со шрамом получит на орехи, но Харальд был изрядно пьян.

— Тронешь мальчишку — и будешь держать ответ передо мной! — крикнул Торгрим, но в общем гуле никто не расслышал его слов, а если и расслышал, то не придал им значения.

И тогда с диким криком, который привлек внимание всех в зале, Старри Бессмертный вскочил с лавки, запрыгнул на стол, пробежал по нему три шага и взлетел в воздух. Совершив кувырок, он приземлился на утрамбованный земляной пол в нескольких дюймах от здоровяка со шрамом и Харальда. В шумном дотоле помещении воцарилась тишина. Все застыли, словно зачарованные, глядя на картину, как будто изображенную на гобелене: Старри, замерший там, где приземлился, здоровяк, одной рукой державший Харальда за грудки и замахивающийся другой для удара, и сам Харальд, блестящими глазами взиравший на него. И тут Старри крутнулся на месте и шутовски раскланялся в пояс, раскинув руки в стороны, словно ожидая аплодисментов от всех, кто наблюдал за представлением.