Выпрямившись, Бригит болезненно охнула, несмотря на повязки. Боль огнем обожгла ступни и растеклась вверх по ногам. Она видела, как крестьянки расхаживают босиком круглый год, не испытывая при этом никаких неудобств, как если бы на ногах у них красовалась обувь из плотной оленьей кожи. Но ей, принцессе Тары, еще никогда не выпадали подобные тяготы, так что она оказалась решительно не готова к страданиям, претерпеваемым сейчас.
Она сделала первый робкий шаг, потом еще один, крепко держась за руку отца Финниана. Ей было стыдно за проявленную слабость, и она стиснула зубы, стараясь не показывать, как ей стало больно, когда она сделала еще несколько шагов.
— Вот, возьми, это поможет, — сказал отец Финниан и протянул ей нечто вроде посоха — дубовый саженец толщиной примерно в дюйм.
У него самого оказалась точно такая же палка, хотя когда и где он их срезал, Бригит не имела ни малейшего представления. Девушка с готовностью оперлась на нее и поблагодарила его.
Они вновь пересекли заросшую травой лужайку, на которую свернули вчера, и вышли на дорогу, по которой и двинулись в южном направлении.
— Нам лучше не привлекать к себе внимания, — сказал Финниан и набросил на голову капюшон своей рясы.
Бригит последовала его примеру. Она знала, что священники редко расхаживают в таком виде, но другого способа скрыть свою внешность не было, и показалось бы странным, если бы один монах шел с покрытой головой, а второй — нет.
Они отправились в путь в полном молчании, оставив позади приютившую их на ночь дубовую рощицу. Бригит старалась не замечать, что каждый шаг доставляет ей настоящее мучение, и вскоре боль притупилась и она вновь обрела уверенность в себе и своих силах. А потом она сообразила, что Финниан так и не высказал своего отношения к ее желанию вернуться в Дуб-Линн.
Мысль об этом повергла ее в настоящую панику. Угадать, о чем он думает, было невозможно. «А что, если он откажется идти со мной?» — спросила себя Бригит. Это предположение представлялось вполне вероятным, быть может, даже самым разумным. Она сомневалась, что он побоится идти в логово викингов, но Божьему человеку не место среди язычников, да еще таких, которые приплыли из-за моря, чтобы убивать ирландцев и грабить их церкви.
С другой стороны, Финниан мог решить, что и ей там не место. И вновь он был бы прав.
«И все-таки, вдруг он откажется идти со мной? Сумею ли я добраться туда одна?» Несмотря на все ее мужество, мысль о том, что ей придется в одиночку странствовать по дорогам Ирландии, страны, в которой царило беззаконие, да еще и ночевать где придется, привела Бригит в ужас.
Размеренным шагом они шли по дороге. Тем временем птицы запели громче, легкий ветерок начал раскачивать ветви деревьев, группы которых стояли, подобно островам, в море изумрудно-зеленой травы, и Бригит поняла, что с ней случится истерика, если Финниан не даст ей ответ в самое ближайшее время. Она как раз набиралась мужества, чтобы задать ему прямой вопрос, когда он наконец заговорил сам:
— Дуб-Линн, говоришь? А почему именно Дуб-Линн?
Хотя она вот уже битый час ожидала этого вопроса, Бригит оказалась к нему совершенно не готова.
— Я просто не знаю, куда еще пойти, отец, — ответила она, и собственные слова ей самой показались неубедительными. — Мне больше некуда идти, нет такого места, где Морриган не добралась бы до меня…
Они прошли еще несколько шагов, и Бригит надеялась, что дала ему приемлемое объяснение, в глубине души понимания, что обманывает себя.
— У меня там есть друзья, в Дуб-Линне, — продолжала она. — Понимаю, это звучит странно. Морриган… она взяла нескольких фин галл в заложники. Чтобы заполучить Корону Трех Королевств. Вы слышали о ней?
— Слышал.
— Фин галл похитили ее. Морриган взяла нескольких из них в заложники, как я уже говорила. Некоторых убили… — Она едва не добавила, что это сделал ее отец, но вовремя спохватилась. — Одним из них был молодой человек по имени Харальд… Я помогла ему. Он был ранен, и я вылечила его. Потом устроила так, чтобы он не пострадал. Он был мне благодарен, а его отец и дед, как мне представляется, — важные люди среди фин галл. Они мне помогут.
Они все так же шагали по дороге, и Бригит надеялась, что данных ею объяснений теперь будет вполне достаточно. Она о многом умолчала, а главное, о том, что носит под сердцем ребенка Харальда.
Прошло еще несколько минут, прежде чем Финниан заговорил вновь:
— Помогут тебе в чем, девочка моя? — спросил он.
— Не знаю… Оказаться в безопасности, полагаю. И вообще… — Она попыталась ответить небрежно, сделав вид, будто еще не думала об этом.
— Понятно. Но скажу тебе правду — в моем представлении понятие «безопасность» как-то не вяжется с Дуб-Линном.
— Да, фин галл — дикари и язычники, я знаю. Но ведь и ирландцы ничуть не лучше. Подозреваю, что намного больше ирландцев погибло от рук соотечественников, чем от рук фин галл, и грабят их чаще свои же.
Отец Финниан издал некий звук, который при желании можно было принять за смех.
— Да уж, фин галл — не единственные злобные твари на двух ногах, это точно, — сказал он.