Викинги. История эпохи: 793-1066 гг.

Фигура Одина действительно очень интересна. Этого бога германцы называли по-другому: Вотан или Воден (в зависимости от источника, сообщающего нам об этом). Именно про него Адам Бременский писал, что Вотан – это ярость (Wodan id est furor). Ярость никак не может быть верховным богом! Вот, допустим, Зевс-громовержец – нормальное индоевропейское божество. Или древнеиндийский Дьяус, уже во 2-м тысячелетии до н. э. отвечавший за небо и небесный свет[121]. Функции у Зевса в общем вполне сопоставимы с функциями Дьяуса и Индры – потому что все они громовержцы; в этом они сходятся и с Тором.

Однако Зевс служит главным богом у цивилизованных греков, а у германцев почему-то им становится Меркурий. Его образ во многом архетипичен, потому что он оказывается замешан в огромном множестве разнообразных событий. Во-первых, Один сам себя принес в жертву. Как нам известно из «Эдды», он приколотил себя копьем к Мировому древу – ясеню Иггдрасилю – и провисел на нем девять суток, после чего обрел мудрость рун. Во-вторых, Один подарил людям священный напиток – мед поэзии, который украл у великанов интересным и необычным способом.

Кратко расскажу для тех, кто не знает: великаны завладели тремя сосудами с медом поэзии и приставили великаншу сторожить их в пещере. Вездесущий Один хитростью проник в пещеру, обольстил охранницу, и она позволила ему отхлебнуть по глотку из каждого сосуда, но хитрец в три глотка осушил весь запас напитка, а затем бросился наутек, обратившись в орла. Он был перегружен медом, поэтому летел медленно, и за ним пустились в погоню великаны. Пришлось некоторую часть добычи выпустить через задний проход, и она досталась на земле каждому, кто не побрезговал взять этот мед, – поэтому его называют «долей рифмоплетов». Долетев до Асгарда, Один выплюнул весь мед в чашу и отдал его асам и тем людям, которые умеют слагать стихи.

Рассуждая о том, как Один принес себя в жертву и возродился после этого, нужно признать, что он не просто переродился – он умер: ведь любое перерождение в мифологической традиции обязательно связано со смертью. Однако он не стал германо-скандинавским вариантом умирающего и воскресающего бога, подобно египетскому Осирису, финикийскому Таммузу или греческим Персефоне и Адонису. Все они связаны с циклическим, сезонным воспроизведением сельскохозяйственного или охотничьего мира (то есть все в природе рано или поздно умирает, а потом возрождается). Между прочим, Иисус Христос весьма много общего имеет с Осирисом[122], взять ту же смерть на кресте: ведь крест, по большому счету, тот же столб, а столб – то же самое дерево, ну а дерево – один из важнейших архетипических образов, основополагающий элемент в мифологии многих народов. В принципе, нет большой разницы между деревом, столбом или, как у финнов в «Калевале», копьем:

Не мало копье, не длинно,
То копье размеров средних;
На рубце там волк уселся,
Острие медведь все занял,
Лось бежит по основанью,
Жеребец по рукоятке,
Сел олень там у головки.

Главное, чтобы сей объект магическим способом пронзал все миры и связывал их воедино. Под таким деревом и Будда получил свое откровение в полном соответствии с древней брахманической религией[123].