Викинги. Между Скандинавией и Русью

Исключительно точно подметил отсутствие идеализации в эпосе М.И. Стеблин-Каменский,[50] он обратил внимание, что самый знаменитый северный герой Сигурд обладал скорее не «силой духа», а «психической импотенцией», безразличием к себе и окружающим. Его судьба запрограммирована, и он слепо следует ей. Убивая врагов, он действует из засады, пытает противников-хундингов (вырезая «кровавого орла»), его мотивация — жажда славы и золота. Знаменитая ссора двух королев Гудрун и Брюнхильд, приведшая Сигурда к смерти, была спровоцирована его собственным хвастовством. Согласно СМ. Боуре, Сигурд действует, соотносясь с «инстинктивным стремлением быть великим воином», суть его героической натуры — отсутствие сомнений и колебаний, готовность испытать свою силу, найти свой предел возможного.[51]

Вообще же, героические деяния достойны памяти и рассказов благодаря своему выдающемуся характеру, экстраординарности, а отнюдь не из-за высоких индивидуальных моральных качеств героев. Исключительные способности и навыки древних воинов ценятся и восхваляются сами по себе, а не в связи с какими-то абстрактными идеями и категориями. Поведение героев являет собой примеры чистого действия, механического бихевиоризма, не отягощенного эмоциональной подкладкой, рефлексией.

Второй маркер героя — Судьба, тесно переплетенная с целым клубком «удач» («фарта»), предсказаний, проклятий, обреченностей, амулетов и волшебных артефактов. Отчасти такая концентрация мистики вокруг героев объясняется общей тягой всех людей, чьи занятия связаны с риском, к различным формам суеверий. Кроме того, подобное программирование жизненного пути отчасти задает тон поведению воина, отчасти оправдывает его поступки и деяния, лежащие вне норм и морали. Здесь же стоит упомянуть различные практики боевой магии, оборотничества, ликантропии, на которые обречен герой. Часто герои оказываются заложниками внешних сил — богов, колдунов, волшебного оружия.[52] Среди счастливых воинских примет в эпосе и ранних летописях называются, в частности: увидеть ворона, услышать волчий вой, встретить вооруженных воинов, но увидеть их раньше. Напротив, спотыкание человека или коня рассматривалось как знак неудачи.

Третий момент — Воля, способность идти наперекор Судьбе, сильных Мира сего, сверхъестественным силам, готовность жить в состоянии обреченности, выживать в нечеловеческих условиях и оправляться от страшных ран. Проекцией такой «волюнтарной установки» является представление о неуязвимости героев. Неуязвимыми считались Ахилл, Аякс Старший, Сигурд сын Сигмунда («Роговой Зигфрид»), отчасти неуязвимостью обладал Кухулин, а Илье Муромцу была «смерть в бою не писана». Несколько раз выживал после страшных ран великий рыцарь Тристан.

Особое внимание герои уделяли также своему внешнему облику, атрибуты, аксессуары, украшения, амулеты составляли необходимый набор, маркирующий великих воинов. В неменьшей степени героя отличала боевая ярость. Вся культура рыцарства и дружины была принципиально имажинарна — значимые действия и деяния сопровождались выразительными жестами, формульными восклицаниями, плачами, песнями. Непременной составляющей героического поведения было хвастовство, вызов, оскорбления противников и возвеличивание своих доблестей.

Большинство героев отличает праздность, активное «ничегонеделанье», в свободное от войн и походов время герои забавляются охотой, играми, соревнованиями. «Институт праздного класса» формируется именно на поздней стадии существования варварской культуры, в дружинной и рыцарской среде, когда своей кульминации достигает последовательно «хищнический уклад жизни».[53] Такой взгляд на мир был явно обусловлен самим образом жизни профессиональных воинов, которые не желают участвовать в производстве каких-либо благ, но готовы их присваивать и потреблять. Любая работа была для них наказанием и проклятием. Недаром дружинники сравнивали себя с волками и псами, а полюдье и кормление воспринималось ими как право на долю продуктов «стада».

4. Дружинные лагеря — воплощенный миф

Замечательным мотивом саги о йомсвикингах является описание мощно укрепленного дружинного лагеря, куда не допускались женщины, чтобы не внести раздор в идеальный порядок общины воинов. Многие архитектурные детали этого описания, безусловно, являются литературным отражением и обобщением тех элементов, которые считались необходимыми для совершенного во всех отношениях военного порта того времени. Между тем топографически и археологически в Дании зафиксированы остатки такого рода военных поселений, которые могли быть прообразами Йомсборга. Самыми крупными были лагеря Треллеборг,[54] Аггерсборг, Фюркарт, Нонне-баккен.[55]

Рис. 1. Панорама Треллеборга