Как известно, могущественные предводители викингов могли самостоятельно предпринимать грабительские походы. Эти викинги многократно хозяйничали в Ирландии, Англии, на берегах Европейского континента. Нет сомнения в том, что они грабили и свою родину: в Норвегии найдены корабли, не приспособленные для плавания в открытом море, но вполне пригодные для разбойничьих походов во фьордах. Норвежские конунги веками боролись с пиратами. Адам Бременский сообщает, что датские викинги уплачивали своему конунгу особую подать за дозволение отплыть в морскую экспедицию, но это разрешение использовалось против своих («in suos»). Неудивительно, что у скальдов начиная с древнейших конунги величаются «карающие разбойников». Это один из наиболее распространенных кеннингов (разновидность метафоры, характерная для скальдической поэзии) для конунгов. Кстати, все, что нам известно о процессе складывания представлений о божественных предках скандинавских конунгов, прямо или косвенно восходит к поэзии скальдов. Однако это значит, что наши сведения зависят от придворной поэзии либо от поэзии, связанной с могущественной знатью. Наш древнейший источник об этом – «Песнь об Инглингах». Если доверять Снорри Стурлусону, который переработал – далеко не аутентично – дошедшие до нас первые строфы песни, включив их в «Сагу об Инглингах», то родоначальником уппсальской и косвенно также норвежской династии Инглингов был Ингве (Ингунар), в современной литературе чаще всего отождествляемый с Фреем, культ которого был в Скандинавии широко распространен. Многочисленные примеры показывают, что Ингве в Скандинавии был героем-эпонимом ингвеонов, а затем, вероятно, являлся легендарным и почти стертым, но не обожествленным предком шведских конунгов. Только благодаря скальдам, отождествившим Ингве с Фреем, он возведен в ранг божества. Эту роль Ингви придали не случайно. Почему же был, таким образом, обожествлен предок скандинавских конунгов? По представлениям древних скандинавов, Фрей – это прежде всего бог плодородия, и как таковой он был связан с иным, не политическим миром представлений. Как и остальные боги скандинавов периода образования государств, Фрей не был конунгом. Поэтому его и нельзя было так просто превратить в политическую фигуру. Как и другие властители, Ингве был слишком человеком, чтобы его без идентификации объединить с Фреем как божество. В этом отождествлении перед нами яркий пример мифотворчества и перевоплощения, характерных для эпохи социальных и политических перемен. В целом можно сказать, что в скандинавских источниках не найти никаких доказательств «древней» веры в королевских предков-богов. Наши утверждения о том, что такой верой нельзя обосновать сакральный характер королевской власти, можно подкрепить многими данными. Отметим, что в «Песни об Инглингах» конунги еще не обязаны своим происхождением божеству. Их не радуют еще божественные предки, как, например, пишет Йордан о готской династии Амалов. Инглинги еще не могли положительно влиять ни на военное счастье, ни на урожай. Это явствует из «Песни об Инглингах». Некоторые атрибуты религиозного преклонения приписаны конунгам впервые в поздней скальдике, на развитом этапе борьбы за объединение Норвегии, связанном с христианизацией страны. Но в целом в поздней скальдике божественное происхождение конунгов также не играет большой роли и не является литературным мотивом. Инглинги, сын Ингве и т. п. обозначения наряду со многими иными фигурируют как чисто условные эпитеты конунгов. Там, где связь божества и монарха отчетливо выступает в поэзии, под религиозной оболочкой кроется определенный политический смысл. Нельзя забывать, что скальдическая поэзия была искусством и скальды охотно прибегали к литературной фикции. Скорее всего, включение богов в число предков конунга является попыткой теологически обосновать притязания конунгов на верховную власть в стране, что могло произойти на определенной стадии развития скандинавского общества. Ведь даже известный защитник мифологическо-исторической школы Шредер вынужден был признать, что в «Песни Хейляндера», сложенной для прославления дронтхеймских ярлов, выражена политическая тенденция возвеличения ярлов, которым приписывается происхождение от Одина в противовес Ингве-Фрею. Почему же эта тенденция не может скрываться в «Песни об Инглингах» Тьодольфа? Когда в Скандинавии, по крайней мере в Уппсале, открыто отправлялись публичные и ставшие обязательными фаллические обряды, их огосударствление нельзя объяснить только распространением культа плодородия. Надо учесть и эмоциональную сторону отношений конунга и народа, которые могли возникнуть под влиянием культовых ритуалов. Не забудем, что важнейшей из социальных функций религии является ее роль как силы, скрепляющей общество. То обстоятельство, что не существовало общества без противоречий и что религия смягчала их в интересах высших слоев, – это другое дело. Здесь нас интересуют лишь способы, при помощи которых она выполняла свои функции. Участие конунга в обрядах и выполнявшиеся им жреческие функции легко приводили к огосударствлению культа и требовали конструкции определенных, пусть и примитивных, элементов идеи монарха.